Убейте прохожего! - Николай Владимирович Андреев

– Это называется – свидетельские показания, на основании которых следствие решило не выдвигать обвинение против гражданина Романова, – ответил Коновалов. – По крайней мере, пока.

– Какие показания? – спросил Рыльский. – Чьи?

Коновалов постучал указательным пальцем себя по груди. И сказал, что поскольку в шестнадцать ноль пять лично заглядывал в кабинет и видел состояние, в котором находился Романов, он даже перед судом присяжных готов утверждать то, что тот не брал в руки нож, поскольку при всем желании не смог бы его удержать.

– Тем более что ножа, – выдержав театральную паузу, добавил Коновалов, – в этот момент в кабинете не было. Увы… Конечно, можно предположить, что Романов принес его с собой и спрятал, но… Перед тем как уйти с Худобиным пить коньяк, Романов долгое время находился у меня перед глазами, и любой посторонний предмет в его кармане я бы обязательно заметил. Уверяю вас!

– Это что же тогда получается? – хлопая ресницами, спросила Анечка. – Выходит, Витю убил кто-то из родственников, да? Либо родной дядя, либо Игорь, не знаю, кем он нам приходится, либо его родная тетя?

– Либо его родная супруга, – добавил Рыльский. – Шерше ля фам! Как говорят французы: «Убили мужа – ищи жену: не ошибешься».

– Но только не в этот раз! – заступилась за Анечку бабушка. – Конечно, она могла убить ножом пьяного мужчину, а то и двух, но вот чтобы у нее хватило сил повесить на газовой трубе взрослого человека, пусть даже такого хрупкого, как Виолетта, я, честно говоря, не верю.

Коновалов тут же возразил, сказав, что ничего невероятного в этом нет. По его мнению, та самая газовая труба, которую упомянула бабушка, при подъеме тела, вероятно, использовалась как блок. А при этом способе подъема груза значительных усилий от убийцы не требовалось – достаточно было двумя руками потянуть за веревочку.

– Единственная проблема, которую я вижу, заключается в том, чтобы, подняв тело, закрепить его наверху. Но и тут, если подумать, можно найти выход.

Бабушка подумала, но выход, о котором говорил Коновалов, найти не смогла.

– Ну не знаю, – сказала она. И отвернулась к окну.

А за окном снова накрапывал дождь. Редкие капли, невидимые на свету, падали в невысохшие лужи, переполняя не только берега этих луж, но и мое небезграничное терпение.

«Сколько можно! – хотелось крикнуть небесам. – Надоело! И без того тошно!»

В ответ дождь шумной волной пробежал по бетонной дорожке сада, прокатился кубарем по крыше дома и ударил мокрой плеткой по раскрытому окну. «Что поделаешь, брат, работа такая, – послышалось в его шуме. – Надо терпеть».

Романов встал и закрыл окно. Посмотрел на то, как промокшая ворона, сидя на заборе, крутит головой из стороны в сторону, не зная, подо что спрятаться, и вздохнул. Везде, куда ни кинь, было дождливо, муторно, сыро.

– Я вот чего хочу спросить, – обратился он к Коновалову. – А может, убийца проник в дом через окно? Оно было открыто. Вы не проверяли?

Коновалов согласно кивнул и сказал: а как же!

– Проверяли. Только на подоконнике следов нет, а Михаил, который как раз в это время косил газон рядом с кабинетом, ничего подозрительного не видел… Нет, Василий Сергеевич, – он погрозил нам с бабушкой указательным пальцем, – я думаю, убийца проник в кабинет через дверь. И я скоро узнаю, как он это сделал!

– Как? – тут же спросила Анечка.

Рыльский ехидно засмеялся и захлопал в ладоши.

Хороший вопрос, согласился я, прямой и по существу. Может, в другое время я бы тоже, как и Максим Валерьянович, поаплодировал ему. Но сейчас мне хотелось одного – сложить руки в карманах и постараться отбросить от себя противную мысль о том, что для женщины, несколько часов назад лишившейся мужа, Анечка слишком спокойна и деловита.

– Не беспокойтесь! – сказал ей Коновалов. – Узнаю как-нибудь! Если вы мне, конечно, поможете в этом.

Анечка сложила ладошки на груди и сказала: обязательно поможем.

Рыльский засмеялся еще громче.

– Итак, повторяю вопрос, – повысил голос Коновалов. – Что каждый из вас делал с пятнадцати ноль-ноль до шестнадцати сорока пяти, когда Анна вышла из кабинета?… Екатерина Николаевна! Прошу вас!

Бабушка согласно кивнула и сказала, что с трех часов до четырех двадцати смотрела телевизор. В четыре двадцать поднялась к себе в комнату поправлять мою постель.

– Игорь был там? – спросил Коновалов.

– Нет, – ответила бабушка. – Он был внизу. Когда в половине пятого я спустилась в зал, он о чем-то разговаривал с Максимом.

– Ничего необычного вы не заметили?

Немного подумав, бабушка произнесла решительным голосом:

– Нет, ничего.

– Спасибо. Анна, твоя очередь!

Анечка сказала, что вышла из зала почти сразу после начала трехчасовых новостей, а вернулась, так же как и вчера, в четыре сорок.

– Я открыла дверь в кабинет, – ее губы задрожали, – а там…

– Кто, кроме тебя, еще находился в зале?

Анечка протяжно вздохнула.

– Тетя Катя, Игорь, дядя Максим, – перечислила она.

– Ничего странного не заметила?

– Вроде ничего.

– Ладно. – Коновалов повернул голову в сторону Рыльского. – Вы.

Максим Валерьянович пожевал нижнюю губу, а точнее то место, где она должна была находиться, и сказал, что он, как и все остальные, смотрел телевизор. А после того как начался футбол, встал и прошелся по комнате.

– Ноги, знаете ли, затекли от долгого сидения. Да и спорт меня в последнее время мало интересует. А вот, бывало, когда играл Олег Блохин, форвард киевского «Динамо»…

– Вы заходили в кабинет?

– Нет.

– Почему? Ведь по условию эксперимента вы в это время должны были быть там! В чем дело?

Рыльский сказал, что потерял счет времени и потому опоздал.

– Опоздал, значит. Ага, ну хорошо, – удовлетворился ответом Коновалов. – И что было дальше?

– Дальше откуда-то явился Курочкин. Потом спустилась Екатерина Николаевна, а следом за ней и эта, – Максим Валерьянович пренебрежительно кивнул в сторону Анечки, – мадемуазель Худобина.

Я ахнул про себя: «Ничего себе: „откуда-то явился!“

– Да я из кухни вышел! – сказал я Рыльскому. – У меня еще стакан в руках был! Вон он стоит на камине, молоко уже, наверное, еще не скисло. Я когда в четыре двадцать спустился в зал, с бабушкой поговорил и сразу на кухню пошел, бутерброд с сыром делать! А вы говорите: откуда-то! Зачем так говорить?

– Значит, никто из вас до шестнадцати сорока в кабинет не входил? – обвел нас взглядом Коновалов.

– Конечно нет! – воскликнул я.