Большая игра - Борис Сапожников

– Приплыли, господа, – резюмировал Анненский. – Нестор, тащи сюда оружье, прорываться будем. С музыкой.

Да уж, с музыкой – это уж точно, подумал тогда я, а ладонь словно сама собой нащупала рукоять сабли.

Из сна меня выдернул поток света, ударивший в глаза. Я резко выпрямился на лавке, пальцы сами собой нашли чехол с секачом. Оказывается, я даже его не снял, что достаточно опрометчиво с моей стороны. Быстро освободив оружие, поспешил на арену и вполне закономерно оказался последним. Оба противника уже стояли на песке, дожидаясь меня и внимательно приглядываясь друг к другу. Я, стараясь двигаться как можно быстрее, но без суеты, прошел к своему месту, замыкая треугольник.

Наша дуэль капитанов будет весьма необычной – такие редки даже на Больших играх, и называют их отчего-то Карфагенскими. Вроде бы термин пришел из колумбийских колоний этого государства, но утверждать не стану – не силен в терминологии. Схватка двух противников, примерно равных в силе, это уже достаточно сложно, а когда их трое, то она превращается в настоящую рулетку, где на результат не может положиться никто, даже сам Господь Бог.

Пока шагал по скрипящему под сапогами песку, внимательно глядел на будущих противников. В том, кто будет первым, я почти не сомневался – вот только считал, что драться придется лишь с ним одним. Знакомый мне еще по пиру в наш первый день в Бухаре капитан Джеймс Эбернети щеголял новеньким, с иголочки, красным мундиром. Не удивлюсь, если он на каждый бой надевает свежий, раз финансы позволяют. Мундир дополнял стандартный набор кожаной брони со стальными накладками и капеллину с полузабралом. На плече капитана лежал тяжелый двуручный меч.

А вот второй враг был куда интересней. Я бы не взялся определить национальную принадлежность, потому что длинная и тощая на вид фигура его была замотана в черный балахон с головы до самых пят, и, пока он не двигался, даже ног было не увидать. Голову скрывал низко надвинутый на лицо капюшон, поэтому его и нельзя было разглядеть. Но куда больше лица и ног взгляд привлекало его оружие – пара египетских хопешей, такие я видел у Яхмоса ап Фта. Даже беглый взгляд позволял понять – оружие это отменного качества. Да и боец не хуже.

Стоило мне занять свое место, как трубы пропели начало схватки. Ни один из нас, конечно же, не ринулся в атаку. Мы с Эбернети перехватили свое оружие для боя, но продолжали стоять, будто вросли в песок арены. Черный же даже не поднял рук – лишь раздался короткий металлический звон. Раз, другой, третий. Только после пятого я понял, что это черный неуловимыми короткими движениями звякает клинками хопешей друг о друга. Эти звуки выводили из равновесия, не давали сосредоточиться на схватке и, что самое неприятное, были неритмичными. Я не знал, когда раздастся следующий звякающий удар – через мгновение, меньше секунды или же когда капля пота сползет по моему виску почти до самой челюсти. Я сжал зубы до скрипа, стараясь не поддаться на эту простую, но столь эффективную провокацию. Слишком хорошо знал главное правило Карфагенской дуэли – всегда гибнет атаковавший первым.

Я старался глядеть Эбернети прямо в глаза, которые хорошо было видно не в слишком узких прорезях полузабрала. Он не отводил взгляда с моего лица. Теперь все решает выдержка. Кто первый поддастся на провокацию черного, тому и лежать на кровавом песке.

Нервы не выдержали у британца – я поймал быстрый взгляд в сторону черного. Лишь на мгновение он выпустил меня из поля зрения, и я не дал ему второго шанса. Стремительный выпад секача с короткого подшага – ложный, легко читаемый в обычном поединке финт. Однако сейчас все иначе. Клинок свистит, пролетая мимо легко уклоняющегося противника, заставляя его сместиться к черному, подойти на те же самые полшага. И тот смог достать Эбернети – чем, конечно же, не преминул воспользоваться. Стремительно поднялись полы одеяния – темная фигура метнулась по песку, вскидывая оба хопеша. Как оказалось, не для атаки, а чтобы принять на их лезвия тяжелый клинок двуручного меча. Эбернети решил атаковать, он полагался больше на силу и вес своего оружия, считая, что тощий на вид, вооруженный лишь легкими хопешами враг не сумеет отбить его могучий удар. Однако смог.

Черный поймал тяжелый клинок в захват и, зажав лезвиями хопешей, пускай не без труда используя инерцию вражеского замаха и вес его оружия, свел его в сторону. Эбернети резво отпрыгнул назад, плавным движением освобождая меч. Тут бы мне его и атаковать, но он ждал именно этого, а потому я лихо, с плеча, рубанул черного. Подставить оба хопеша тот уже не успевал, предпочтя разорвать дистанцию. Он ушел из-под удара плавным движением, больше всего напомнившим танцевальное па. И почти тут же мне пришлось парировать быстрый выпад Эбернети, но я был готов к этому, даже ждал его атаки. Наши клинки скрестились, породив целый сноп искр. Эбернети атаковал снова с прежней яростью, ничуть не сказавшейся на его мастерстве. Я отбил и второй выпад, но это стоило мне известных усилий. А вот на третьем я резко шагнул вперед, не дав противнику как следует замахнуться, и сам нанес быстрый удар по основанию клинка своим секачом. Эбернети был готов к такому повороту событий, но вот толчка стальной рукояткой под ребра явно не ожидал. Кожаная броня, конечно, частично сдержала мой удар, но я был достаточно близко, чтобы услышать треск костей.

Развить успех не удалось – на меня летел черный с хопешами, уже занесенными для смертельного удара. Я прыгнул вперед, перекатываясь через правое плечо, и тут же вскинул секач, защищаясь от возможной атаки. Однако оказалось, что я не совсем верно оценил намерения черного. Он целил не в меня, а в Эбернети. Британец сумел каким-то чудом отбить один хопеш, приняв его на широкий клинок своего меча, однако второй в тот же миг глубоко вошел ему в правый бок. Остро отточенное лезвие вспороло брюшину. Черный почти тут же освободил оружие. Из раны на боку Эбернети хлестал поток темной крови. Она выливалась мощными толчками, что не оставляло сомнений – рана смертельная.

Сейчас нас с черным разделял лишь умирающий британец, и я решил, что не воспользоваться такой возможностью глупо. Смертельно глупо! Не поднимаясь с колена, прыгнул на врага. Однако даже секач для удара заносить не стал – моей целью было уже мертвое тело Эбернети. Я врезался в него плечом, толкнув изо всех сил на черного. Тот отскочил назад, чтобы не попасть под падающий труп, но правая рука его оказалась слишком далеко от тела – это было единственным выходом из сложившейся для него ситуации, ведь зажатый в ней хопеш все еще был скован вражеским клинком. Тяжелый двуручник, выпавший из стремительно слабеющих рук Эбернети, так и норовил увлечь за собой и зацепившееся за него оружие черного. Продолжением движения я сделал глубокий выпад секачом – ведь им можно не только рубить, но весьма эффективно колоть.

Острый угол клинка распорол руку черного – на темной ткани его плаща появился сначала длинный разрез, а после показалась и кровь. Я умудрился достать до подмышки, судя по тому, как рука черного повисла плетью, а рукоять хопеша выпала из пальцев.

И почти тут же он кинулся в стремительную атаку. Черный бил быстро, в этом ему не откажешь. Атака его была расчетливой, а отнюдь не отчаянной. Я не успел бы отразить ее мечом или иным оружием, но у меня в руках был мой секач, и вряд ли черный мог предвидеть, что против него выйдут с чем-то таким. До схватки с Лэйрдом мне не доводилось сталкиваться ни с чем подобным. Видимо, как и черному. Я принял удар его хопеша на стальную рукоять секача и тут же рванул его к себе, зажимая вражеский клинок между нею и обратной стороной моего клинка. И тут же, используя инерцию собственного движения, сделал короткий выпад. Широкий конец клинка врезался в живот черного, заставляя того переломиться почти пополам. Он вошел в тело глубоко, почти не встречая сопротивления. Я тут же шагнул назад, рывком попытавшись обезоружить врага, и мне это удалось. Хопеш вырвался из пальцев черного и упал к моим ногам. Почти одновременно с ним на песок арены опустился и сам черный, поникнув прикрытой капюшоном головой. Левую руку он прижимал к глубокой смертельной ране на животе.