Стены из Хрусталя - Кэрри Гринберг

Он спускался по ступеням, вцепившись в мех, словно шубка была живым существом и могла утешить. Словно еще хранила ее тепло.

— Что ты с ней сделала? — тем же глухим голосом осведомился он.

— Ничего, — прошептала Гизела, но ей казалось, что слова звучат громче набата. — Ее похитили. Только что. Я не смогла их остановить.

Застонал укушенный и многозначительно поднял окровавленную руку, словно мученик на фреске, демонстрирующий свои раны. Уолтер посмотрел на него с тем безучастием, которое насылает рассудок в последней попытке удержаться от падения в бездну. Кивнул, принимая к сведению его жалобу. Перевел взгляд на Гизелу.

Позади Уолтера любопытные кумушки вывалилась на крыльцо и заохали, тыкая пальцами то на верзилу, распластавшегося на тротуаре, то на модно одетую барышню в изящной шляпке. Ее рукав тоже был выпачкан кровью, так что женщины не сразу взяли в в толк, кто же на кого напал. Но заголосили на всякий случай.

— Кто ее похитил?! — вторил мистер Стивенс.

— Я не видела их. Уолтер, заклинаю тебя, не теряй времени, спасай ее, пока еще не поздно!

— О, я ее спасу! От вашего гнезда камня на камне не оставлю! Туда ее увезли? В Дарквуд Холл? Отвечай! Хотя от тебя дождешься помощи, как же!

Сюда уже стекались прохожие. Хлопали ставни. Из дверей закрывшихся лавок выглядывали торговцы, отпихивая назад любопытных ребятишек, которые так и норовили прыснуть на улицу. Проезжавший мимо кэб остановился, кучер свесился с облучка, а из кабины выскочили двое мужчин, настроенных решительно. Их трости засвистели в воздухе, остальные прохожие тоже начали вооружаться кто во что горазд. Собиралась лондонская толпа, человек к человеку, словно мутные капли, безобидные сами по себе, но смертоносные, когда сливаются в единый поток и несутся по горному склону, сметая строения на своем пути. Оставалось найти повод.

— Так это вампирка! — крикнул кто-то. — Я о них в газете читал!

— А с виду такая фря!

— Выходит, и к нам добрались!

— Глядите, люди добрые, уже христианскую душу загрызла!

— Сейчас я ее чесноком угощу! — разгорячился торговец, очевидно, зеленщик, и ринулся в лавку.

— Кочергой ее!

— В реку бросить!

— Это ее кровь?! — старался перекричать их Уотлер. — Одно скажи — на тебе кровь Эвике?!

— Нет, — ответила Гизела так же тихо.

— Тогда я тебе отпускаю, — сказал он и обернулся к толпе. — Я знаю, где их гнездо! И сейчас я иду туда! Один или с вами!

А Гизела развернулась и исчезла так быстро, что люди и понять не успели, куда она подевалась.

* * *

Похитители молчали, но не требовалось угроз, чтобы Эвике поняла — дела плохи. Складной нож щекотал ей живот более чем красноречиво

На что она им сдалась? Неужто потребуют выкуп? Они с Уолтером живут скромно, деньгами не сорят, шантажистов же интересуют особы побогаче. Или — Эвике похолодела — продадут в брюссельский бордель? Ходили слухи о честных девушках, которых негодяи хватают прямо на улице и увозят на Континент в качестве «белых рабынь.» Тоже вряд ли. Ну какую бандершу заинтересует беременная? Хотя мало ли какие извращенцы бывают. Грешным делом Эвике заподозрила и кроткую миссис Слабб, вдруг та решила избавиться от серьезной конкурентки? Но вместо двух верзил в замызганных жилетах она снарядила бы на это недоброе дело разве что свою овцу. С человеческими знакомствами у миссис Слабб было негусто.

Противно жужжала и еще одна мыслишка, то отлетая подальше, то прикасаясь к ее сознанию липкими лапками, но Эвике гнала ее прочь. Лучше подумать, как выбираться из этой передряги.

Покладисто опустив руки, она огляделась как будто невзначай. Зачерпнуть масла и швырнуть им в гнусные рожи? Заодно и время выгадает. Так ведь скоты оближутся, а вместо благодарности ножиком ее пырнут. А после что? Спрыгнуть на ходу не получится, с таким-то животом. Даже от тряски в фургоне ее начинало мутить. Завопить благим матом, авось кто услышит? Но похитители первыми и услышат. Тут не до безрассудства, все ж за двоих приходится думать.

В конце концов, Эвике решила, что даст стрекача, как только фургон остановится. Знать бы еще, где они, куда потом бежать? С Лондоном у миссис Стивенс состоялось шапочное знакомство. До сей поры он представлялся ей респектабельным джентльменом, расстелившим перед ней улицы с белоснежными фасадами домов и зеленые парки, где хорошенькие дети в шотландках кормили уток булкой. Теперь же она увидела его проходимцем, завсегдатаем злачных мест и кулачных боев. Этот Лондон сплевывал сквозь зубы, надвигал картуз на глаза и надсадно орал, требуя джина. Но шумные, пропахшие потом и копотью кварталы вновь сменились приличными, и Эвике воспряла духом. Уж здесь-то придут на помощь!

Всю дорогу она пятилась к двери, едва заметно, покуда между ножом и ее натянутым на животе платьем не остался приличный зазор. Когда лошадь замедлила шаг, Эвике завела за спину руку — якобы почесаться — сама же нащупала дверь и уже приготовилась толкнуть ее, как дверь распахнулась сама и женщина чуть не потеряла равновесие. Ее бесцеремонно дернули вниз, и в свете фонаря она увидела еще одного мужчину, итальянца судя по черным и блестящим, как оливки, глазам.

— Синьора, — глумливо протянул он, хватая ее за локоть.

Вслед за Эвике из фургона выскочили те двое и снова наставили на нее нож. «Это ж надо было дурой уродиться!» мысленно выругалась женщина. Такой момент упущен! На улице выстроился ряд домов, старинных, если приглядеться, но прохожих не было. Закричи она сейчас, и на ее вопль, возможно, откликнется уже Святой Петр.

Знать бы хоть с кем она связалась? И дорого ли они ценят ее жизнь?

Под конвоем она поднялась на крыльцо, а в прихожей ей сразу завязали глаза. В таком виде ее обыскали, вывернули карманы, отобрав даже нашатырь, которой она сейчас не отказалась бы понюхать, зачем-то вытащили шпильки из прически и, бесстыдно расстегнув воротничок, сорвали с шеи цепочку с крестиком. Тут-то и вернулась давешняя мысль, но уже не приставучей мухой, а осой, что с налету всадила ей в мозг свое жало. Ладони сделались липкими, живот показался еще тяжелее, словно ребенок свернулся в комочек от страха. Нет, так не бывает! Крест ведь из золота, да и цепочка золотая, филигранная. Их заинтересовал драгоценный металл!

А вовсе не форма украшения.

Но страх не проходил, наоборот, зудел все сильнее и Эвике, не выдержав, с криком бросилась на своих похитителей, царапая их наощупь. Руки ей снова завели за спину и потащили ее вверх по ступеням, а потом в лицо повеяло сыростью, как если бы перед ней беззвучно распахнули дверь в погреб. Так сильно толкнули в спину, что женщина чуть не упала на пол. Она сорвала повязку, но дверь уже захлопнулась. С этой стороны не было даже ручки, так что не за что было подергать, выкрикивая проклятия негодяям. Зато Эвике обнаружила на двери узкую щель. Туда и прокричала все известные ей английские ругательства вперемешку с немецкими и венгерскими. Но никто не откликнулся.