Стены из Хрусталя - Кэрри Гринберг

Окон в комнате тоже не было, лишь керосиновая лампа освещала ее скудную обстановку. В углу рваная бумажная ширма, за которой стояли «удобства», на полу матрас, изрыгавший солому, подле него оловянная кружка с водой. Оставить еду бандиты не удосужились, явственно дав понять, что здесь не отель.

В давно нетопленом помещении было ужасно холодно. Эвике порадовалась своему шерстяному платью, темно-зеленому в красную клетку, под цвет рождественского сезона. Но ее все равно бил озноб. Выбраться бы отсюда поскорее, но как?

Подхватив лампу, она осмотрелась, надеясь отыскать какой-нибудь потайной ход, и чуть не вскрикнула от радости, разглядев на полу квадратную дверцу. Увы, то был не лаз, а неглубокая ниша, которая, вдобавок, пустовала. Жаль что там не забыли, к примеру, топор! Как бы он пригодился! Тогда Эвике в щепы порубила бы проклятущую дверь или пол, который и так прогнил. Вон какие трещины…

Ее бросило в пот. То, что она поначалу приняла за трещины, при ближайшем рассмотрении оказалось царапинами. Очень глубокими, словно тот, кто их оставил, не знал иного способа излить гнев, кроме как разметать все вокруг, а потом упасть на пол и захлебнуться своим рыком. В этот момент Эвике поняла, что если сорвать дешевые обои в цветочек, то такие же следы она увидит на стене. Быть может, они есть и на потолке, но она боялась поднять глаза. Сомнений не оставалось — оставил их ни человек и ни зверь, а тот, кто пребывал в обоих состояниях сразу.

Вампир.

Очень злой вампир.

Но что здесь произошло? И, самое главное, что еще должно произойти?

А как только Эвике догадалась, то кинулась в двери и колотила в нее, пока кулаки не начали саднить.

— Кому вы служите?! — надрывалась она.

Долгое время ей не отвечали, но за дверью, наконец, послышались шаги, и чей-то осипший голос прикрикнул:

— Цыц, мерзавка! Или милого никак не дождешься? Скоро придет и приголубит.

Окончательно перепуганная, Эвике умолкла. Неужели и до Уолтера добрались? Тут она услышала еще один голос.

— Давай я ей поесть принесу.

— Нечего с ней цацкаться, с вампирской подстилкой, — отрезал первый.

— Дык она брюхата, Понс, — посочувствовал второй голос, принадлежавший человеку деликатному.

Мужчины пошли прочь, но до Эвике, прислонившей ухо к дверной щели, еще доносился их разговор.

— Упыренка и носит. Был я у нее дома, наслушался про ее семейку. Они там кровососы через одного.

— Ох, не нравится мне все это, — голос звучал все глуше. — В начале-то план понятнее был, без всяких экивоков. А тут такой выверт! Сдался нам тот упырь, еще перекусает всех.

— Ну так Генри его живо приструнит. Сказал, что мы с этого упыря какую-то выгоду сымеем. Глупо, мол, отказываться от таких ресурсов. Но для этого нужно, чтобы он…

Как она ни льнула к двери, дальше ничего не услышала. Но даже этих сведений ей хватило с лихвой. Она сжала кулаки.

Ах, вот оно что, мистер Томпсон? И нашим и вашим, стало быть! На одних вампиров охотитесь — она болезненно поморщилась, вспомнив, как Гизела водила руками по невидимой стене — а другим салфеточку подвязываете? Заманчивое предложение «двое по цене одной»?

Да только не выйдет!

Она не из тех устриц, что пищат, когда их глотают, а из тех, о раковину которых едок сломает нож. Пусть попробует сунуться! Уж так она его угостит, что от добавки он отнекиваться будет! А как упокоит она того вампира, на корм которому ее приволокли, то и до самого Генри доберется!

Или Уолтер отыщет ее к тому моменту.

Вот бы отыскал.

С трудом нагибаясь, она подняла кромку платья и нащупала потайной карман, который был пришит к каждой ее нижней юбке. В том кармане лежал осиновый колышек, чуть длиннее карандаша, но достаточно прочный. Эвике перепрятала его в рукав, так, чтобы при необходимости он сразу скользнул в ладонь. Нужно будет выгадать момент и ударить кровососа. Все равно вампир не нападет на нее с налета. Сначала у них принято пообщаться с жертвой, настроить ее на нужный лад, а как она вся пропитается страхом, тогда уже вспарывать горло. Но прежде обязательно покуражаться.

Так ей подсказывал опыт. Собственно, летние события и научили ее этой маленькой хитрости. Ведь не все вампиры одинаково симпатичны. Мало ли, на кого нарвешься. Как сейчас.

Приободрившись, Эвике села на матрас и стала ждать, когда же на арену выпустят зверя.

— А, предатель! Пришел твой смертный час! — нараспев произнесла мисс Пинкетт, стоявшая подле Найджела, который в спешке вспоминал законы о престолонаследии.

Лорд Рэкласт заиграл желваками, но сумел изобразить улыбку, хоть и натянутую.

— Это цитата, — на всякий случай пояснила вампирша. — Ничего личного.

— У тебя феноменальная память, Джиджи, — похвалил Мастер.

— Вовсе нет, но если проверишь полсотни диктантов, и не такое запомнишь. Отрывок был из «Смерти Артура». Классический текст.

— Я так и понял. Но как ты догадалась?

— Когда мы предавались жгучей и сладострастной любви, — начала мисс Пинкетт, которой повезло узнать о таком роде отношений из бульварных романов, а не от матери или хотя бы соседки, — я нащупала у вас шрам на животе. Такой же и на спине. А после подумала, какое оружие могло их оставить.

— И какое? — вмешалась леди Маргарет.

Для успокоения нервов она обрывала подвески с шатлена, и с тихим звоном те падали на гравийную дорожку.

Прикрыв глаза, как пифия, изрекающая пророчество, мисс Пинкетт продекламировала:

— Король Артур достал сэра Мордреда из-под щита и пронзил его насквозь острием своего копья. Но, почуяв смертельную рану, из последних сил рванулся сэр Мордред вперед, так что по самое кольцо рукояти вошло в его тело копье короля Артура, и при этом, держа меч обеими руками, ударил он отца своего короля Артура сбоку по голове, и рассек меч преграду шлема и черепную кость. И тогда рухнул сэр Мордред наземь мертвый.

Воцарилось потрясенное молчание.

— Почти мертвый, — поправил лорд Рэкласт.

— А потом? — вырвалось у миледи.

* * *

…а потом он почувствовал небывалую легкость. Он был рожден нанести этот удар, и он его нанес. Отныне он ничего никому не должен. Он выполнил свое предназначение, хотя никто и не узнает, какой ценой и кого потерял по дороге.

Так стало легко, как будто из него разом выкачали весь смысл и осталась только оболочка, но и она скоро канет в небытие. Вот в ставшую бесполезной оболочку хлынула боль, как морская вода в пробоину корабля, и он потерял сознание, не заметив даже, как в этой всеобъемлющей боли потонули два укола в запястье.