Время банкетов - Венсан Робер

Но нет сомнения, что Мишле не мог остаться равнодушен при чтении этого пассажа о священном столе, который «вознес простое соединение до степени единства», поскольку эта тема впоследствии стала ему очень дорога. А главное, он извлек из фрагмента «Санкт-Петербургских вечеров» нечто фундаментальное — то, что Местр, который, напомним, в прошлой жизни был франкмасоном и потому не мог не размышлять о значении ритуальных пиршеств, сделал совершенно очевидным: я имею в виду древность и универсальность совместных трапез и, следовательно, их первостепенную важность с точки зрения, которая на современном языке называется антропологической, а также убеждение, что эти трапезы представляют собой не только возможный объект изучения («теория, в которой есть свои законы, ритуалы, тонкости самые замечательные»), но и, возможно, один из ключей, позволяющих понять как внутреннюю организацию различных человеческих обществ (какова бы ни была степень их цивилизованности), так и их отношения с божеством.

Подведем итоги. Рассуждение Мишле о святости стола доказывает, что в конце эпохи Реставрации самые передовые мыслители, когда они обращались к избранной аудитории, могли позволить себе выдвигать смелые гипотезы относительно антропологического смысла банкета и важной роли, которую он может сыграть для понимания человеческой религиозности. Перед нами уже не просто элемент апологии христианства, плод поиска в религиозных установлениях древних следов первородного откровения. Но далее Мишле не пошел: его рассуждение — это, разумеется, блестящая гипотеза, но не общепринятая идея и в еще меньшей степени всеобщее верование, тем более что оно не было ни записано, ни опубликовано и его единственными слушателями остались посвященные, члены сенакля[471], как выражались в ту пору, или участники семинара, как сказали бы мы. А главное, в нем не звучало требование равенства. Появление этого требования — личная заслуга Пьера Леру.

Этот визионерский текст, входящий в написанную для «Новой энциклопедии» длинную статью «Равенство», — вовсе не просто ученый вклад в историю религий и происхождения христианства; на мой взгляд, текст этот совершенно точно указывает на момент, когда тема банкета прочно занимает место в образном фонде эпохи и вписывается в самую сердцевину той идеологии, которая была названа романтическим социализмом и о распространенности и притягательности которой для современников мы все еще знаем очень мало (эпитет «романтический» кажется мне гораздо более уместным, чем «утопический»). У этого текста, как и у многих других сочинений Леру, двусмысленный статус: мы склонны исходить из поздней даты, когда он в дополненном виде был напечатан отдельным изданием, и видеть в нем теоретическую основу для деятельности социал-демократов 1848 года. Нет сомнений, что он сохранял свою актуальность и в это время, однако написан был на десять лет раньше. И опубликовав его в одном из выпусков четвертого тома «Новой энциклопедии», по всей вероятности в начале 1839 года, Леру сделал важнейший политический шаг[472].

Чтобы оценить его в полной мере, следует сначала пояснить, где и как он впервые увидел свет. «Новая энциклопедия» была гигантским коллективным предприятием, однако, как мы увидим, у нее, в отличие от ее образца, имелись конкуренты, а главное, она осталась незавершенной — лишняя причина для того, чтобы это издание, на которое с большой похвалой ссылался Генрих Гейне, после переворота 2 декабря оказалось полностью забыто, так что для следующего поколения его место смог занять другой титанический труд — «Большой универсальный словарь XIX века» Пьера Ларусса. «Новую энциклопедию» задумали Жан Рено и Пьер Леру, два бывших сенсимониста, рано порвавших с учением Сен-Симона, поскольку его сторонники превратились в секту, поклонявшуюся исключительно Анфантену[473]. Рено был выпускник Политехнической школы, методичный и трудолюбивый; именно его стараниями энциклопедия в течение многих лет выходила в свет. Что же до Леру, который прежде, как известно, был основателем и одним из главных сотрудников газеты «Земной шар», он вносил в общую копилку свои огромные познания и свой интерес ко всему, что касается истории религий — науки, которая в то время очень бурно развивалась не только в Германии, но и во Франции, где ученые постоянно обнаруживали экзотические тексты и переводили священные книги с неведомых прежде языков. Вначале Рено и Леру собирались выпустить в самые короткие сроки «Энциклопедию» в восьми томах, с тем чтобы предоставить в распоряжение широкой образованной публики (как сказали бы мы сегодня) свод новых знаний, потребность в которых с каждым днем становилась все острее ввиду постоянного прогресса науки. Такую цель ставили перед собой не они одни; огромный успех «Газеты полезных знаний», которую Эмиль де Жирарден начал выпускать несколькими годами раньше и которая благодаря весьма умеренной цене немедленно привлекла десятки тысяч подписчиков, показал, что страна нуждается в познавательной литературе, прежде почти недоступной из‐за высокой цены на книги. Именно поэтому Рено и Леру вначале собирались выпускать «энциклопедию за два су»[474], а другие группы молодых французов, также желавшие послужить делу демократической популяризации, например юноши из круга Бюше, основывали конкурирующие предприятия, такие как «Энциклопедия XIX века»; именно поэтому республиканский издатель Паньер несколькими годами позже взялся за выпуск издания под названием «Политический словарь, энциклопедия политического языка и политической науки». А для того чтобы эти объемистые тома были доступны людям небогатым, их печатали отдельными выпусками, что позволяло читателям платить за книги в рассрочку, а издателям — готовить статьи постепенно. К несчастью для «Новой энциклопедии», такое издание нельзя было выпустить с наскоку; координировать работу сотни сотрудников вообще нелегко, но дело особенно осложнялось тем, что главный из них, Пьер Леру, был решительно неспособен ни соблюдать сроки, ни определить заранее, для какого именно тома будет предназначена его следующая статья; справляться со всеми этими трудностями помогали только терпение и энергия Жана Рено. Добавим, что в конце концов они с Пьером Леру все-таки поссорились, причем при обстоятельствах весьма колоритных: в процессе спора о загробной жизни и бессмертии души, к которому мы еще вернемся. По всем этим причинам предприятие, как нетрудно догадаться, потерпело крах.