Да здравствует королева! - Елена Шторм

— Заманчивый? — повторила я нервно. Всё внутри свилось в тугую струну. Нет. Я не позволю. Если он хотя бы заикнётся, что Шинар мне теперь плохая пара…

Но святейший кивнул — и произнёс то, чего я не ожидала никак:

— Ваш отец хотел заключить союзы. Не просто на уровне браков, он мечтал о по-настоящему дружеских отношениях, стирающих границы и предотвращающих… в общем-то, те распри между соседями, которые свалились на наши головы сейчас. Увы, боюсь, его величество Этар не понимал до конца, как этого добиться. И наши связи с Асхемом пока что далеки от идеальных, но с Маларией…

Он выдержал паузу, и я невольно затаила дыхание.

— То, что я скажу, отчасти схоже с мыслями, на которые упирал герцог Неллер. — Старец помрачнел и вздохнул. — Насколько мне рассказали. Но… прошу, леди Лиата, взгляните на ситуацию под другим углом. Если на миг представить, что вы действительно стали бы правящей королевой и вышли при этом замуж за наследника Маларии… знаете, это ведь отнюдь не плохо. Напротив, я с замиранием сердца представляю, какие горизонты это могло бы открыть для Литании.

Горизонты?..

Он… Я двинула губами. Но в горле пересохло, и единственное, что получилось выдохнуть:

— Продолжайте.

— Речь пока не идёт об объединении стран как таковом. — Балуар поднял руку и раскрыл книгу, которую неизменно принёс под мышкой. — Минутку. Вот, посмотрите, с чего начиналась история Бергула. Договор, да… Союз, у которого есть король и королева. Когда принцесса Альмари унаследовала родные земли, её супруг, Зариан Второй, назвал себя главой двух государств. Он стал править в Бертолии, отвечать за её внутреннюю политику. При этом в Гулнаре распоряжался его родной брат — практически независимо. И тоже именовал себя королём. Но кроме этого в руках Зариана оказались все внешние вопросы союза — отношения с соседями, дипломатия и армия… понимаете?

А также что делать с Сареном.

Показательный суд над принцем — не то, о чём мечтали главные лорды Литании. И всё же, решение по его делу мне — или Аделику — предстояло огласить прилюдно. А сейчас мы пытались его принять. Сара привели сюда же на правах заключённого: уже не в кандалах, но под охраной, и он рассказал свою историю. Суховато, в этот раз без особых чувств и глядя в основном на меня.

Этот вердикт пререканий не вызвал — советники согласились за несколько минут.

Я нашла брата после, в покоях — где его охраняли, вытащив из тюрьмы. Сар сидел и писал что-то за столом, посреди бардака, который устроили накануне и ещё не прибрали толком. Поднялся, кивнул мне. Я остановилась рядом.

А потом сказала то, что требовалось:

— Сарен. Пусть отчасти по незнанию, отчасти из не худших побуждений, но ты навредил отцу. Оступился… и должен понести наказание. Нам кажется, будет справедливо, если ты лишиться прав на престол и нынешнего титула — и отправишься в собственное имение. Где проведёшь пару лет вдали от государственных дел и… сможешь распоряжаться своей жизнью так, как захочешь.

На лице брата отразилась смесь эмоций, которую я с трудом прочитала. Он двинул губами, шагнул вперёд…

А следом я вдруг поняла, что сегодня — день объятий.

И, наверное, это всё-таки очень хороший день.

— Позволишь мне убедиться, что Аделик поправится? — шепнул он.

— Конечно, — отвечала я, сжимая его крепче. — И при дворе буду рада видеть снова — когда пройдёт срок. Надеюсь, с женой. И на нашу свадьбу с Шинаром ты обязательно должен приехать!

Потом мы ещё долго говорили — о Неллере и вчерашних событиях, о том, насколько серьёзен был наш старший брат, когда кидал тиару на трон. Немного — о прошлом, об отце. А также о будущем, которое может нас обоих ждать.

* * *

Только вечером мы с Шинаром остались наедине.

Диларий проводил принца ко мне, улыбнулся, пообещал как всегда проследить за охраной. Мне казалось, что по всему дворцу добрые стражи теперь расступались передо мной быстро, особенно почтительно — будто… слова Балуара уже каким-то образом проникли в их умы.

Наверное, чудилось. И стоило благодарить предыдущий вечер, развенчание Неллера, присягу, которую я приняла…

Но важней было то, что мы с женихом наконец застыли друг рядом с другом. Я думала, что стану волноваться — но почему-то рассматривая лицо Шинара, скользя взглядом по его шее, плечам, почувствовала себя… уверенно. Почти спокойно.

Тем не менее, я набрала воздуха в грудь, напустила серьёзности — и всё рассказала. О том, что услышала днём от Балуара, о том, что терзало меня саму. О новых тревогах, новом предложении… новой надежде.

Мой принц слушал, не перебивая, будто отлично представлял все доводы святейшего и сомнения, которые они могут породить.

Потом странно улыбнулся.

— Сам не знаю, настолько ли я честолюбив, — сказал, всё заметнее изгибая губы. — Отец, конечно, вцепится в эту идею обеими руками, но хлопот не избежать. Бесконечные договоры и убеждения, ворох дел, которые мы даже не представляем сейчас. Нас всех — не только тебя и меня — ждут интересные времена.

— И всё же, что ты думаешь?

— Думаю, из этой затеи действительно может вырасти нечто очень хорошее, — ответил жених просто.

Я кивнула — и ненадолго отвернулась, чтобы поглядеть в окно. Створки были раскрыты, свежий воздух слегка трепал занавески, а вдалеке в заходящем солнце тонули деревья и ближайшие дома города. Антреи. Моего дорогого дома.

Шинар подошёл сзади и сомкнул руки у меня на талии — тепло накатило новой волной, неожиданной и сильной.

— Мы справимся, Лиата. Со всем на свете. Даю слово.

Вместо ответа я накрыла его ладони своими и вжалась спиной в крепкую грудь. Мы долго стояли, глядя на закат и ничего больше не говоря. Вдвоём.

Вместе.

…А после было ещё немало дней — беспокойных, но всё-таки наполненных счастьем.

В следующие пару месяцев жизнь в королевском дворце Литании потекла чуть легче.

Аделик шёл на поправку уверенно — достаточно, чтобы я привыкла улыбаться, заглядывая к брату каждый день. Шинар тоже проверял его часто; утверждал, что действие проклятия слабеет. Обещал, что чары, довлеющие над нами обоими, развеются окончательно — однажды. Быть может, на это уйдут недели, быть может и месяцы… главное — находить больше причин для радости, чем для страхов.

Правило, о котором я старалась не забывать.

Ал не спешил, однако, сказываться и полностью здоровым. Отчасти из притворства: чтобы слухи о болезни короля вылетели за пределы дворца, расползлись по Антрее. Через две недели брат, собрав народ в тронном зале, официально отрёкся от престола в мою пользу.

И всё же, несмотря на его старания, вопросов и пересудов это вызвало немало.