Пока ты веришь - Ирина Шевченко

Он пришел на рассвете. Постучал и долго стоял под дверью, а она молчала, прижавшись ухом к створке мореного дерева, и не могла понять, действительно ли ее обрадует звук удаляющихся по коридору шагов. Но он не ушел, и она открыла.

Теперь не знала, о чем говорить.

Разве только о лампе. Грязной уродливой лампе.

Но когда темно и абажур вращается, бабочки кружатся по комнате. Красиво, наверное.

— Красиво. — Джек снова угадывал ее мысли. — У меня такой был, только с птицами. Точнее… Не у меня — у него…

Эбигейл ссутулилась, сжалась в комок. И распрямилась резко. Все равно этот разговор случился бы, рано или поздно. Отчего бы не теперь?

— Почему… так? — спросила, по-прежнему глядя лишь на лампу.

— Дориан… мэтр Дориан сделал что-то. Случайно. Он подключал его ко мне, чтобы настроить зрение. Видимо, что-то пошло не так.

— Не так, — повторила Эби. Обычно Джек это делал — повторял за нею слова, а теперь она за ним. Но это и неважно, когда не знаешь уже, кто есть кто.

— Это странно, — сказал Джек.

— Да.

— И страшно?

Сделав над собой усилие, Эби обернулась к нему. Всего на миг, и уставилась снова на лампу:

— Страшно.

Она долго думала об этом, еще после того разговора в доме мэтра Алистера, когда он назвал ее крошкой и вычерчивал на ладони буквы ее имени. Думала почти всю ночь, а под утро достала из шкафа старый саквояж, в котором Барбара принесла платья, и собрала вещи.

— Говорят… — Эби запнулась, испугавшись того, что собиралась сказать, но продолжила: — Говорят, душа умершего может вселиться в другого человека, и тот станет как одержимый… В смысле, одержимый, без «как». Это плохо. Так говорят. Потому что тот, кто прошел через смерть, уже не будет прежним, в нем не останется ничего доброго…

— А если в нем и до смерти ничего доброго не было, то еще страшнее, — закончил Джек, и по спине Эби пробежал холодок от узнаваемого насмешливого тона. — Тебе не нужно бояться. Во мне нет его души. И началось это, когда он был еще жив. Я же объяснил тебе: это мэтр Дориан. Он подключил его к моему сознанию, когда настраивал зрение. Теперь у меня его глаза и память. Но не душа.

Глаза. Эби глянула на него через плечо, будто и впрямь надеялась увидеть те глаза, янтарно-карие, болезненные, с тоненькими розовыми прожилками лопнувших сосудов… Наткнулась взглядом на блестящие зеленые стекляшки и отвернулась опять.

— Откуда ты знаешь, что не душа?

— Потому что я — не настоящий человек, — убежденно и обреченно ответил Джек. — У меня нет души. А если есть… Если все-таки есть, то моя собственная и ничья больше.

Девушка прикусила губу. Не хватало ни слов, ни смелости объяснить, что его душа, его собственная, — это не менее странно и страшно. Потому что не должно ее быть у… У лампы вот — не должно. У часов, висевших на стене, пыльных, как и все в этом доме, давным-давно остановившихся на половине седьмого то ли утра, то ли вечера. У механических людей. Не должно, пусть бы и хотелось порой, чтобы была.

Эби запуталась. В мыслях, в чувствах. Самой себе не могла объяснить, чего на самом деле хочет, а чего боится. Как не могла бы объяснить, почему, уже собрав вещи, не сбежала из дома господина Ранбаунга утром, как только маг уехал в Академию. Может быть, потому, что ей некуда было бежать. И не с кем — только с ним. Потому что больше, чем Джека и поселившейся в нем чужой, как ни зови, души или памяти, она боялась остаться одна, в то время как мир вокруг сошел с ума. И если уж выбирать между магами, убийцами, освинскими бандитами, тюремными застенками и Джеком, непонятным, ненормальным, пугающим, но ни в чем ни разу ее не обидевшим, сильным и надежным, то лучше уж с ним. И тогда, наверное, совсем неплохо, если у него будет душа. Собственная. И, может быть, немного та, другая. Или хотя бы, как он и сказал, память. Потому что в памяти той можно отыскать ответы на то, что ее мучило и не отпускало.

Но чтобы узнать ответ, нужно задать вопрос. А Эби пока не готова была спрашивать о таком. Да и не до того сейчас: было о чем подумать. О госпоже Адалинде и ее кошке. Об обходительном господине Фредерике. О поваре, запертом в ванной, что создавало дополнительные неудобства, не такие серьезные в сравнении со всем остальным, но все же…

— Ты молчишь, — сказал Джек. — Почему ты молчишь?

— Не знаю, что говорить.

— Скажи, что не будешь меня бояться.

— Постараюсь, — пообещала Эби. Закрыла глаза и представила человека, метавшего вчера молнии, одна из которых угодила в бедного мэтра Алистера. Рядом с тем человеком Джек совсем не казался страшным.

— И не уйдешь от меня.

— Мне некуда идти, — вздохнула девушка. — Да и не отпустят, наверное.

— Значит, ты только поэтому останешься?

Эбигейл не хотела обманывать ни его, ни себя и потому промолчала.

Не дождавшись ответа, Джек постоял еще недолго за ее спиной, а затем, не добавив ничего больше, вышел за дверь.

Эби не глядела в его сторону и не видела, как вслед за ним вышмыгнула из комнаты трехцветная кошка, непонятно когда и как сюда попавшая и неизвестно что слышавшая и что из услышанного понявшая…

Утро для Адалинды, после ухода бывшего супруга так и не уснувшей, началось рано и прошло плодотворно.

Во-первых, она позавтракала. А это — хороший знак. Если бы пропал аппетит, следом тут же подтянулось бы уныние, за ним апатия, ощущение абсолютной беспомощности… Но нет. Магиня, вспомнив былое, отыскала в кухне сковородку и приготовила себе ароматный, с травами и специями, нежнейший омлет, поджарила ветчину с томатами и сладким перцем и не без удовольствия все это съела. Сварила крепкий кофе, и к тому времени, как он остыл достаточно, чтобы его можно было пить, уже составила план.

Фредерик отсутствовал, и она не стала ломать голову, гадая, куда он ушел и зачем. Вместо этого, поручив Роксэн присматривать за гостями, Адалинда сама отправилась на прогулку. Заглянула в мужской магазин готового платья. Пришлось разбудить хозяина, но возмущался тот недолго и даже остался доволен ее визитом.

Из магазина — в аптеку. Аптекарь, очевидно, привыкший к внеурочным побудкам, недовольства не выказал, а удивление, промелькнувшее на заспанном морщинистом лице после ознакомления со списком Адалинды, старательно спрятал, услыхав шуршание банкнот. Порылся в загашниках и нашел все нужное, хоть магиня и опасалась, что за некоторыми препаратами придется обращаться к алхимикам. Эту удачу она тоже сочла добрым предзнаменованием.

С покупками вернулась на съемное жилище. Фредерик еще не появлялся, а значит, она успевала реализовать еще несколько пунктов своего плана. Однако после общения с Роксэн в план пришлось внести кое-какие изменения.

У Адалинды не было времени удивляться, ужасаться, строить научные теории или обращаться за подсказками к трудам храмовников и экзорцистов. Лишь один вопрос интересовал ее сейчас: как это можно использовать?