Путанабус. Наперегонки со смертью - Дмитрий Старицкий

Потом в течение трех минут принимал доклады.

Все. Осталось только помолиться. В бою атеистов нет.

— Фиса, что в эфире?

— Как ни странно, Жорик, совсем ничего, — откликнулась через десять минут Иванова. — Музыку из Одессы, Берегового и Форта-Ли ловлю, а вот ближних переговоров нет. Совсем нет.

В мощный морской бинокль капитана было видно, что впереди маячит двухмачтовая бермудская шхуна, ясно, что к тому же моторная — сильных ветров тут в сухой сезон нет. Разве что прибрежный бриз. Да и из парусов на ней всего один кливер стоит.

Борт о борт со шхуной шел малым ходом знакомый глиссер. На этот раз глиссер был вооружен. На его длинном носу была укреплена тренога с пулеметом. Каким — отсюда не разглядеть пока. Далеко.

Всех расставили по местам, нарезали сектора обстрела, проговорили сценарий перемещения по палубе на разные случаи. И приготовились к сближению, которое шло медленно, но неотвратимо.

Ближе стало видно, что никакого флага шхуна не несла вообще.

Корабли медленно сближались. От нечего делать (впрочем, надо честно сознаться, чтобы уменьшить мандраж ожидания драки) стал себе под нос мурлыкать все известные мне «пиратские» песни:

В нашу гавань заходили корабли,

Большие корабли из океана.

И в таверне веселились моряки, ой-ли.

И пили за здоровье атамана.[99]

— А еще? — Бисянка, оказывается, все это время рядом стояла и смотрела на пиратов через оптический прицел винтовки.

Что она там могла увидеть в свой оптический прицел военного времени, я не представляю. Мне и в современный двенадцатикратник деталей не разглядеть.

— Еще? — переспросил я ее.

— Еще, — подтвердила она.

— Тогда слушай. — И я замурлыкал немного громче, не отрываясь от мощного бинокля. Негромко так, чтоб девушке было слышно, а остальные обойдутся и без моего вокала.

Но старпом не верит «липе». Ночь старпому — не указ.

Я несусь, как чайный клипер. Ну, не клипер, так баркас.

На борту пылают битвы, разногласья до крови,

Паруса мои пробиты бомбардиршами любви.[100]

А вот Когана с его героизацией пиратской бригантины я петь в этой ситуации категорически отказываюсь. Потому как Флинт у меня прямо по курсу. Только без «веселого Роджера».

Лучше вот так… Настроил «ходилку» на общую связь и громко запел:

In the town where I was bom Lived a man who sailed to sea

And he told us of his life In the land of submarines

So we sailed up to the sun Till we found the sea of green

And we lived beneath the waves In our yellow submarine.[101]

И неожиданно для меня самого вся моя команда вместе с мобилизованной частью экипажа баржи хором с энтузиазмом гаркнула в «ходилки» припев:

— Ви а лив ин зе елоу сабмарин, елоу сабмарин, елоу сабма-рин…

Эта задорная песня немного разрядила обстановку, но все равно нервы были натянуты как струна. И когда с неба раздался гул двигателей, я невольно вздрогнул и заозирался биноклем по горизонту. Заполошно показалось, что нас окружают.

Гул двигателей был слышен хорошо, но все равно самолет показался над нами неожиданно. Двухмоторная летающая лодка типа «Каталина», точнее не скажу, с опознавательными знаками Конфедерации на крыльях.

Заметив наш кормовой флаг, она покачала нам крыльями и сделала над нами круг почета.

Анфиса радостно вскричала в «ходилку»:

— Жорик, беги ко мне, тут нас с неба вызывают!

Мигом слетев по трапу, ворвался в автобус.

— Да, «Каталина-восемь», сейчас с вами командир говорить будет, — проворковала Анфиса в микрофон.

Я взял свой блютус с водительского места и нажал тангенту:

— Баржа «Лойола» слушает вас, «Каталина-восемь».

— Кто там у вас прямо по курсу, я флаг не вижу отсюда.

— Так нет никакого флага. Мы так думаем, что это пираты по наши души изготовились.

— Именно по ваши? — в голосе летчика слышалась ирония.

— Конечно, по наши, — подтвердил я свою версию. — На судне пассажирами пять «Звезд Зорана».

— Втыкаться в кружечку! Не врешь?

— Зачем мне тебе врать?

— А Альфия есть? Девятый месяц?

— Есть. Если с ней поговорить хочешь, то сейчас позовем. Нам не жалко.

И Ивановой шиплю, сняв блютус:

— Вызывай Альфию по «ходилке», чтоб сей секунд тут была. Прыжками.

Все это время самолет нарезал круги над нами.

Альфия влетела, запыхавшись.

— Кто меня тут грязно домогается?

— Наши небесные покровители, — сказал я ей, — вот, поговори с архангелом.

И передел ей блютус.

— Альфия Вахитова у аппарата, — прибавила она голосу колокольчиков, хотя говорила по-английски несколько коряво.

Она некоторое время, не перебивая, слушала, что ей говорят, а потом как завопит, явно силой своего голоса стараясь докричаться до летчика в самолете:

— Да, конечно! Какие проблемы! С удовольствием сфотографируемся. На обратном пути? Ждем.

И лодка улетела в сторону архипелага.

— Они в патруле, — сказала Вахитова, — но на обратном пути могут приводниться рядом с баржой, чтобы с нами сфотографироваться.

— Есть радиообмен! — воскликнула Анфиса. — Только я такого языка не знаю.

«Наверное, баскский», — отчего-то подумалось мне. И от этого стало на душе нехорошо.

Вышел на палубу из-под тента.

Смотрю в бинокль: пираты почти ретировались обратно за остров.

Пронесло…

Новая Земля. Воды Большого залива.

22 год, 33 число 6 месяца, воскресенье, 19:23.

— Карамба! И чего им в выходной день дома не сидится. — Боцман сплюнул за борт с высоты мостика.

Я перевел бинокль на левый борт.

Выходит родимая «из-за острова на стрежень» та же бермудская шхуна, что и пару часов назад. Только вот условия нашей встречи изменились. Темнеет уже. А темнеет тут быстро.

И остров практически уже перпендикулярен нашему борту. Средненький островок — километров двадцать в диаметре. Со стороны большой воды остров гористый, но плавно спускается к западу. И весь порос пальмами. Или еще чем-то совсем тропическим по виду.