Все или ничего - Джудит Крэнц

Но сегодня, в «Эль Адоби», она ела наравне со всеми, а не гоняла куски по тарелке, и, хотя на ней были свободные черные слаксы с небольшими разрезами и черная шелковая блуза с широкими рукавами – одежда, очень хорошо скрывающая формы, Джез заметила, что у Рэд, как у какой-нибудь четырнадцатилетней девчонки, вдруг выросла, без сомнения, невиданная для нее доселе и очень ее украшавшая грудь. И даже ее низ, где раньше были одни кости, тоже приятно округлился.

Неужели Рэд, удивилась Джез, позволила себе, наконец, расслабиться после более двадцати лет ужасающей самодисциплины? Может быть, она почувствовала огромное облегчение, избавившись от мужа? Или, может быть, это было влияние хорошей жизни на острове Лидо, платиновом клочке суши недалеко от Ньюпорт-Бич, где почти каждый дом, стоимостью в четыре или пять миллионов долларов, имел на заливе свою пристань для яхты; на том самом острове Лидо, где рядом с яхтами мягко рокотали «коктейль-лодки» с подвесными моторами, которые использовались гораздо чаще яхт, потому что их владельцы посещали друг друга каждый вечер. Эти маленькие лодки выглядели такими радостными от разноцветных огней и были оборудованы шейкерами самого последнего в Калифорнии образца.

Да, Рэд изменилась, изменилась непостижимо, и дело не в волосах или весе. Выражение... выражение довольства – или это больше похоже на душевное спокойствие – сменило постоянное внутреннее напряжение, которое Джез привыкла видеть на лице своей старой знакомой, дорогуши Рэд, с которой ей пришлось так много работать в самом начале ее карьеры, когда Фиби только взяла ее под свою опеку.

Да, Рэд выглядела другой, и ее отец тоже выглядел другим. А почему бы не признать, вдруг неожиданно задала Джез себе вопрос, почему бы не признать, что они выглядят иначе по причине, которая связана с их отношениями? Почему она ищет объяснение за пределами очевидного? В тот вечер, когда ей влепили квитанцию за превышение скорости, в тот отвратительный вечер, когда Гэйб имел наглость появиться в ее квартире и уговаривать ее, чтобы она не возражала против его водворения в студии, в тот невероятно ужасный вечер, когда фараон из полиции пристал к ней, она не смогла застать ни того, ни другого по телефону, хотя, конечно, не имела бы ничего против, если бы ей стало известно, что они вместе отправились куда-нибудь посидеть по-дружески вдвоем.

Но одно дело знать, как знала она сейчас, что они видятся друг с другом – даже нельзя сказать, что они назначают свидания, так как они уже староваты, чтобы назвать их встречи этим словом, – и совершенно другое дело видеть их вместе. Совершенно другое дело видеть! Как они прикасаются друг к другу – к плечам или локтям, к рукам или коленям, будто для того, чтобы подчеркнуть важность сказанного, но гораздо чаще, чем это обычно принято, если только вы Не член Иудейского театра; совершенно другое дело видеть, как они ловят взгляды и многозначительно улыбаются друг другу или, что еще хуже, улыбаются даже без слов, просто чтобы обменяться взглядом, задерживая его друг на друге немного больше положенного времени; совсем другое дело улавливать в голосе отца такие нотки, когда он говорит с Рэд, какие она, его родная и любимая дочь, никогда не слышала за всю свою жизнь; совсем другое дело наблюдать, как Рэд украдкой взглядывает на Майка Килкуллена, когда он не смотрит на нее, и уж совсем другое дело наблюдать, как ее отец мечтательно глядит на Рэд, когда думает, что на него никто не смотрит.

Что же за чертовщина происходит здесь? – спрашивала себя Джез, встав со стула и бродя по комнате. Боже мой, неужели они не способны вести себя, как подобает взрослым людям, если не передо мной, то, по крайней мере, перед Кейси? И им не стыдно? Что же, черт возьми, может заставить людей потерять чувство человеческого достоинства и изображать из себя подростков в их годы? Неужели они не понимают, как смешно выглядят? Неудивительно, что Рэд всегда отсутствовала, когда Джез появлялась на ранчо в эти последние месяцы: если уж им не хватало выдержки не дотрагиваться руками друг до друга – возможно, им было так стыдно, что они не хотели, чтобы она видела их вместе. Она ожидала большего достоинства от своего отца, большего приличия в поведении Рэд, большей зрелости, даже если требовать от них минимального. Ему шестьдесят пять, бог ему судья, а ей, должно быть, сорок один. Пора бы повзрослеть.

Кейси подложил еще одно полено в камин, хотя никто не просил его об этом, и выглядел как-то уж очень спокойно и по-домашнему, подумала Джез, чувствуя глубокое возмущение. Он тоже изменился с той ночи фиесты. Теперь он был одет в прекрасные ковбойские сапоги с невиданными ею щегольскими складками, фланелевую ковбойку, настолько выгоревшую, что было невозможно определить ее первоначальный цвет, и чистые, но совершенно древние джинсы. И все же эта одежда очень шла ему. Он выглядел как заправский главный ковбой. От него исходили мир и покой, и он двигался с той неосознанной легкостью и грацией, с которой танцевал с нею в ночь фиесты. Кейси мог быть и городским жителем, и умным коммерсантом, призналась себе Джез, но лошади и скот тоже входили в круг его интересов.

Эта троица у камина – самое скучное сборище из всех, в которых ей приходилось проводить время, решила Джез и, устав слоняться по гостиной, встала перед камином, спиной к огню. Огонь, подсветив ее сзади, создал нимб, а ее золотистые глаза метали топазовые искры. Заметив это, все заулыбались.

– По-моему, было бы великолепно, – начала Джез, – если бы существовало шестнадцать разных типов мужчин и женщин и можно было бы выбирать по номерам, чтобы избежать такой отвратительной скуки, как поиски пары. Может быть, у вас очень широкий кругозор и вы атлетического склада, ну, например, номер девять, как Кейси. Тогда вы можете установить консенсус в сексуальных отношениях с целым рядом типов. Не могу понять, почему Всевышний поставил человечество перед таким жестким выбором? У него много лучше получилось с китайской кухней.

– Хм-м-м, – произнесла Рэд.

– Блестяще, – заметил Кейси. – Таллула Банкхед часто повторяла, что она имела мужчин и имела женщин, но должно же быть и что-то лучшее. Мне кажется, что ты выразила как раз это.

– Джез, – сказал Майк Килкуллен, – на мой взгляд, двое – как раз то, что нужно. Всевышний не мог бы сделать лучше, даже если бы он очень постарался. На самом деле я думаю, что он действительно постарался, и двое – его высшее достижение. Пойдем, Рэд, я отвезу тебя домой. У тебя сонный вид.

– Спокойной ночи, Рэд. Спокойной ночи, отец. Увидимся утром, – сказала Джез.

– Не очень рассчитывай на это, моя милая. Я постараюсь вернуться до... ну, я могу не успеть ко второму завтраку... но я обязательно приеду до твоего отъезда в Лос-Анджелес.

– Хорошо. Тогда увидимся, когда увидимся.

Рэд и Майк быстро поцеловали Джез, махнули в сторону Кейси и, не церемонясь, быстро ушли. В гостиной гасиенды «Валенсия» воцарилась минута полного молчания.

– Так, девять, а? Это то, что я представляю собой? – спросил Кейси.

– Заткни фонтан!

– А ты тоже будешь номер девять?

– Не пытайся продолжить разговор!