Огни на Эльбе - Мириам Георг

вазелина и угольной пыли. Туда добавляли немного влаги, а затем с помощью небольшой щеточки наносили получившуюся смесь на ресницы. Внезапно Лили почувствовала искушение. Черные ресницы наверняка бы составили ее светлой коже соблазнительный контраст. Вместе с тем ей не хотелось выглядеть словно разукрашенная кукла. И ей было стыдно тратить на краску для ресниц сумму, составлявшую половину недельного заработка простой работницы.

Йо наверняка бы понравилось, подумала она, с удивлением поймав себя на том, что беспокоится не о том, как посмотрит на покупку жених, а о реакции Болтона. И тогда ее вновь охватила печаль. Она даже не побывала на похоронах Карла – не решилась, хотя и очень хотела. Снова и снова она ловила себя на том, что повторяет про себя слова Йо. Почему он так внезапно оттолкнул ее от себя? Впрочем, он был прав в том, что длить их отношения не имело смысла. И все же она ничего не могла с собой поделать и каждый день ждала от него вестей. Но их не было вот уже несколько недель.

Когда Эмма спустилась по лестнице и девушки направились к выходу из аптеки, мимо них вдруг протиснулся посыльный, неосторожно толкнув Зеду в бок. Сверток выпал у горничной из рук, и по звону стекла стало ясно, что бутылочка с лекарством разбита.

– О, нет! – Зеда и Эмма одновременно склонились, чтобы поднять сверток. А мальчишки и след простыл.

– Ну и ну! – Лили оглянулась по сторонам в поисках помощи, но к ним уже спешил младший продавец с тряпкой в руках.

Эмма аккуратно достала из свертка разбитую бутылочку.

– Осторожно, не порежьтесь, мадам! – Мужчина попытался отобрать у девушки бутылочку, но Эмма предостерегающе нахмурилась.

– Секунду! – Она повернула осколок к свету, а затем снова полезла в мешочек, вытащила еще один осколок и прочитала этикетку. Затем вдруг понюхала бутылочку.

– Для чего твоей матери это снадобье? – спросила она.

Лили только пожала плечами.

– Понятия не имею. Она уже целую вечность его использует, в качестве укрепляющего средства. Из-за проблем с желудком.

– Твоя мать была у врача, это он ей прописал? – Эмма смотрела на нее почти обеспокоенно, и Лили тоже начала волноваться.

– Насколько я знаю, нет. Доктор Зельцер не был у нас уже целую вечность. Мы зовем его лишь тогда, когда… – Она вдруг замолчала. – Если у кого-то жар или что-то в этом роде. А почему ты спрашиваешь?

– Лили, в этом лекарстве большая доза опиума. И ртути не меньше. Если принимать его в небольших количествах, это не страшно, но если твоя мать принимает его в течение длительного времени…

– Она принимала его годами! – испуганно воскликнула Лили. – Я думаю, с тех самых пор, как у нас появился Ми… – Она снова запнулась. О Михеле не знала даже Эмма. – Ты уверена, что оно опасно?

Эмма кивнула.

– Да, это большая проблема. Ты не представляешь, как часто я с этим сталкиваюсь по работе. Она непременно должна поговорить об этом с семейным доктором. Крайне важно прекратить прием этих лекарств как можно скорее.

Лили вздохнула.

– Если бы ты только могла ее осмотреть!

– Я готова в любое время, – сказала Эмма. – Но большинство пациентов обращаются ко мне лишь тогда, когда у них нет возможности получить помощь врача-мужчины. С твоей матерью это вряд ли когда-нибудь произойдет.

Лили покачала головой.

– Да, вряд ли, – грустно подтвердила она. Она знала, что у нее нет ни единого шанса убедить родителей в том, что Эмма сможет помочь Зильте.

* * *

– Лили, взгляни, правда, они прелестные? – Берта, принимая причудливые позы, кружилась перед доской.

Лили нетерпеливо вздохнула. Новые туфли Берты совершенно ее не интересовали. Но она не хотела подвергать новому испытанию шаткий мир, который только-только установился между ними.

То, что произошло на балу, потребовало долгих объяснений. Берта клялась и божилась, что ничего не говорила Францу. И хотя Лили так и не поверила ей до конца, она все же простила подругу. В конце концов, Франц вполне мог все это выдумать.

– Да, в самом деле чудесные, Берта! – откликнулась Лили, подавляя зевоту.

Берта, нахмурившись, села за парту, но немного погодя вновь начала болтать о магазине, где купила туфли, и только ценой неимоверных усилий Лили удалось сменить тему. Скорее от скуки, чем из искреннего интереса к мнению подруги, она затронула вопрос, который они в последнее время обсуждали в кружке. Но когда она высказалась за то, чтобы дать женщинам возможность изучать не только профессию горничной или учительницы, Берта посмотрела на нее с недоумением.

– Но учителя и горничные – это совсем не одно и то же. Взгляни хотя бы на нас, а потом на свою служанку. К тому же – горничные созданы для такой работы. Моя мама всегда говорила, что слуги сильно отличаются от хозяев. Люди другого сорта. Даже желудки у них не такие, как у нас, поэтому и пищу они едят другую.

Лили, не веря своим ушам, уставилась на подругу. Она уже собиралась ответить на это вздорное замечание, как в комнату ворвалась раскрасневшаяся Эмма и бросилась к ней. Лили сразу поняла, что что-то не так.

– Что случилось?

– Изабель и Марта. Их арестовали! – сообщила Эмма, тяжело дыша.

– Что? – Лили вскочила. – Как же так?

Эмма схватила ее за руку и отвела в сторону. Бледная и взволнованная, она тем не менее говорила в своей обычной спокойной манере, которую Лили подметила еще в ее разговорах с больными.

– Мне сказал посыльный. Видимо, они сумели оставить ему сообщение, прежде чем их увезли. Они протестовали перед зданием ратуши. Я так и знала, что это рано или поздно случится! О чем они только думали, Гамбург в осадном положении, еще бы их не схватили! И ведь специально не стали нам ничего говорить – знали, что я их остановлю.

– О чем ты, какое осадное положение? Мы ведь не на войне! – взволнованно воскликнула Лили.

– А такое! Слышала что-нибудь об исключительном законе против социалистов? – Лили замотала головой. – Господи, Лили, ты что, совсем ничего не знаешь о своей стране? – нетерпеливо спросила Эмма лишь для того, чтобы вслед за этим извиниться: – Прости, я не хотела тебя обидеть, от волнения я сама не знаю, что говорю…

Лили лишь отмахнулась. Эмма была права. Такое невежество кого угодно вывело бы из себя.

– Бисмарк счел, что отдельные области Германии особенно уязвимы перед социалистической угрозой, – продолжила Эмма. – Гамбург и Альтона принадлежат к числу таких областей. А это, помимо прочего, означает, что собрания здесь могут проводиться только с разрешения полиции и что среди населения нельзя распространять листовки. Кроме