Наблюдатель - Дэвид Эллис

— Конечно. Обещаю, как полицейский и как отец, миссис Лейк.

Он не любил давать обещания, которые не мог сдержать.

— Очень хорошо. — Еще мгновение она колебалась, словно в последний момент передумала. Но Макдермотт уже знал ответ. — Да, — сказала она. — В том году Кэсси забеременела. И вы правы, незадолго до смерти она прошла необходимую процедуру. Но я ничего не знала до того момента, пока все не кончилось. Кэсси пришла ко мне, когда это уже оказалось позади. Она знала, что я отговорю ее.

— И кто…

— Я не знаю, кто был отцом ребенка. И вы не представляете, сколько усилий я приложила, чтобы выведать это у нее. На самом деле я слишком сосредоточилась на этой проблеме и совсем мало уделяла внимание тому, как эта история повлияла на мою дочь. Это будет мучить меня до конца дней.

Макдермотт снова вспомнил о записке, которую они нашли в доме Козловски, где упоминались профессор Олбани и Кэсси. Однако на этот раз он решил не называть имени, как сделал это с Элли.

— Но у вас есть хотя бы предположения? Может, у нее был парень?

— Она бы не сказала. Кэсси отказывалась обсуждать эту тему. Она оберегала этого человека.

Макдермотт следил за выражением ее лица.

— Но?..

Она посмотрела ему в глаза, ее снова охватила ярость.

— Конечно, у меня были подозрения. Похоже, у нее сложились особо теплые отношения с одним профессором.

Макдермотт напрягся. Наталия заметила его реакцию.

— Вы ведь все знаете, не так ли? — спросила она, натянуто усмехаясь. — Вы снова спрашиваете меня о том, что вам уже известно. Вы всегда так поступаете. Вы говорите людям, что…

— Миссис Лейк, послушайте… Это очень важно, чтобы я получил информацию от вас, а не из других источников. Вы должны понять. Я прошу, назовите имя.

— Этот человек давал показания в суде, — сказала она. — Его фамилия Олбани.

После того как Гвендолин Лейк, извинившись, ушла в дамскую комнату, я достал телефон и позвонил Макдермотту. Я попал на автоответчик и оставил ему довольно расплывчатое сообщение о том, что хочу немедленно поговорить.

Теперь у нас было имя, некий таинственный Лео. Он оказался связан с семейством Бентли, именно он фигурировал на фотографии с Гарландом и репортерами.

Гвендолин вернулась и уселась напротив меня.

— Это он совершил все преступления? Скажите мне.

— Лео? Думаю, что да, — признался я.

Гвендолин застонала.

— Я думаю, он был… немного не в себе. То есть не совсем нормальным. — Она посмотрела на стол. — Я мало общалась с обслуживающим персоналом. Но он казался мне немного… сдвинутым. Понимаете, он… мог смотреть на вас и бормотать себе что-то под нос. Однажды моя тетя сказала, что у него были неприятности в Венгрии.

— В Венгрии?

— Ну да. Он иммигрант. Кажется, его родители общались с родственниками моей матери, которые там жили. Моя бабушка была венгерской балериной…

— Да, я знаю…

— Хорошо. И я думаю, его родители попросили, чтобы мы взяли его к себе.

— А что за неприятности были у Лео в его стране?

— Понятия не имею. Я за все это время и парой слов с ним не обмолвилась. Но Кэсси была другой. Прислуга любила ее.

Я стал лихорадочно соображать, что сказать дальше. Когда в прошлый раз я пытался допросить ее, у меня это не очень получилось. Но теперь мне представился шанс исправить свои ошибки.

Мимо нас прошла официантка с богатыми холестерином блюдами на подносе: картофельными блинчиками и яичницей с беконом. От запаха жареной пищи мой желудок свернулся в узел.

— Гвендолин, — продолжил я, — где работали врачи Кэсси?

— Ее врачи? Я не… подождите. — Она замолчала. — Возможно, там же, где и мои. У меня был врач по фамилии Сор… Кажется, Соренсон? Да, доктор Соренсон, — кивнула она. — Он был моим терапевтом. Когда я приезжала в Штаты, то обычно проверялась у него.

— А где работал доктор Соренсон?

— Ох, — вздохнула она. — В какой-то больнице в соседнем городе.

— В Шервудском медицинском центре?

Она пожала плечами:

— Это название больницы? Не знаю.

— Центр находится на Линдси-авеню в Шервуд-Хайтс. Такое кирпичное здание?

— Да. — Она отвела взгляд. — Верно, на Линдси. Он принадлежал Обществу милосердия или чему-то в этом роде. — Она снова посмотрела на меня. — А что?

— Возможно, полиция захочет поговорить с врачами Кэсси.

Официантка налила Гвендолин еще кофе. Гвендолин улыбнулась ей. Я едва притронулся к моей чашке, потому что кофе оказался слабым, примерно такой же подавали у нас в офисе.

Я откинулся на спинку стула и попытался обдумать все, что услышал. Похоже, у Кэсси и профессора Олбани был роман. Кэсси забеременела. Она наверняка сделала аборт. Ее врачи работали в Шервудском медицинском центре, куда перевели Фреда Чианчио на той же неделе, когда произошли убийства.

— Вам стоит поговорить с полицией, — сказал я.

Она кивнула, но явно не пришла в восторг от подобной перспективы.

— Вы остановились у Нат?

Похоже, мои слова удивили ее.

— Я приехала в город ненадолго. И собираюсь вернуться.

— Обратитесь к детективу Макдермотту. — Я достал визитку и написал на обратной стороне номер его телефона, а также мой номер. — И не уезжайте далеко, Гвендолин.

* * *

Дрожащей рукой Наталия Лейк подписала согласие на дачу показаний и передала бланк Макдермотту.

— Спасибо, миссис Лейк.

— Надеюсь, вы сообщите, чем все закончится. — Она пристально посмотрела ему в лицо.

Макдермотту много раз приходилось видеть такой взгляд. Так смотрят на полицейских родственники жертв, надеясь, что те им скажут, мол, все будет хорошо: стоит закрыть глаза и прочитать молитву, как любимые люди тут же вернутся к жизни.

— Конечно. — Он взял холодную руку Наталии и подержал ее некоторое время.

Когда Макдермотт направился к дверям, она схватила его за руку. Он обернулся и посмотрел на нее. Ему показалось, что Наталия постарела за время их разговора. Вместо собранной, ухоженной женщины перед ним стояла убитая горем мать, которая снова оказалась во власти мучительных воспоминаний.

— Неужели то, что происходит сейчас, как-то связано с этим? С тем, что Кэсси сделала аборт? Кто-то пытался скрыть это?

Макдермотт отреагировал как мог: сочувствие на лице, общие слова утешения. Он не знал, как ответить. И по большому счету ему было все равно. Он пришел сюда не для того, чтобы расследовать дело шестнадцатилетней давности.