Наблюдатель - Дэвид Эллис

Макдермотт опустил голову.

— Я говорю о человеке, способном проникнуть через закрытую дверь. Кто приходит и уходит, не оставляя следов, и знает, как пытать людей, чтобы выведать у них информацию. Он оказался идеальным кандидатом. У него были проблемы с психикой, поэтому он легко мог отрицать свою вину, сославшись на то, что не знал о последствиях своих поступков. Ему внушили эту мысль, завели его, как часовой механизм, а затем отпустили.

«Внушили мысль, завели, как часовой механизм, а затем отпустили…»

— Этого разговора не было, — напомнила она Макдермотту. — Так что без глупостей.

Верно. Правительство никогда не признается, что впустило в страну психопата. Маккой предупредила о недопустимости утечки информации. Поэтому сама пришла к Макдермотту и хотела получить назад оригинал секретного досье. Об этом нельзя было говорить. Если кто-то еще узнает, она может потерять работу.

— Значит, этого парня научили пытать и убивать, а потом послали сюда?

— Насколько мне известно, — ответила Маккой, — семья Козловски имела определенное влияние в правительстве. Им надоели делишки их сына, и они решили вытащить его. Обыграли все так, словно Лео политический диссидент, которого незаслуженно признали психически больным, чтобы заставить молчать. И как ты знаешь, ему помогли.

— Отлично. Для меня это большое утешение.

— Майк. До середины девяностых об этом не было известно, и даже потом мы ничего не смогли доказать. К тому же до сих пор этот человек вел себя как примерный гражданин.

Макдермотт стоял в переговорной комнате, прижимаясь лбом к стене.

— Если хочешь знать, чем я сейчас занят, то я думаю, — сказал он Столетти, предупреждая ее вопрос.

— Майк, приехал профессор Олбани. Что тебе сказала женщина из ФБР?

Макдермотт кратко ввел Столетти в курс дела и предупредил, что она никому не должна говорить об этом.

— Маккой сильно рисковала, рассказывая мне все.

— Он работал на КГБ? — проговорила Столетти. — Боже мой.

Макдермотт отошел от стены.

— Это объясняет его профессионализм. Мы разыскиваем параноидального шизофреника, который прошел профессиональную подготовку.

В комнату заглянул детектив Уильямс:

— Майк, звонит Пол Райли.

— Ладно, скажи ему…

— Он говорит, это срочно, Майк, — заметил Уильямс. — Возможно, тебе стоит ответить.

* * *

— Человек на фотографии — Лео Козловски. — Райли показал им фотографию, ткнув пальцем на хмурого типа на заднем плане. — Иммигрант, который служил рабочим у Бентли.

Макдермотт не знал, как реагировать. Он не мог сосредоточиться. Прошлую ночь совсем не спал и теперь в полной мере ощутил последствия: с трудом соображал, веки слипались, одежда перепачкана грязью. Возможно, им стоило изобразить удивление, но ни у него, ни у Столетти не хватило на это сил.

Райли тут же все понял по выражению их лиц.

— Вам уже все известно, — заявил он.

— Мы только что узнали. Несколько часов назад нагрянули с обыском в его дом. — Макдермотт посмотрел на Райли и понимающе кивнул. — Как вы и говорили, он оставил отпечатки пальцев на двери в доме Брэндона.

— В вашей базе есть сведения о нем, — заметил Райли.

В противном случае от отпечатков не было бы толку. Он хотел узнать детали, но детективы предпочитали хранить молчание.

— Расскажите о Гвендолин Лейк, — попросила Столетти.

Прошлым вечером Брэндон Митчем также упоминал ее имя.

Райли сообщил все, что ему стало известно. Неуравновешенная девушка, сирота, кузина Кэсси путешествовала по земному шару, кутила с богатыми и знаменитыми. Райли рассказал, что днем ранее посетил ее дом на севере, а этим утром встретился с ней в кафе. Она поведала ему о Козловски, который, похоже, любил Кэсси и, судя по всему, страдал психическим расстройством. Кроме того, Гвендолин рассказала, что у Кэсси был роман с профессором Олбани, и незадолго до убийства Кэсси узнала о своей беременности.

— Кто-то проник в медицинский центр и украл записи о ее беременности, — завершил свой рассказ Райли. — Или об аборте. Или о том и другом. Ведь это был Олбани, не так ли?

Макдермотт по-прежнему ничего не говорил. Он знал все это и намного больше. Известно, что Лео Козловски одержим убийствами проституток или девушек, похожих на проституток, — если судить по тому случаю с женщиной в хозяйственном магазине. В его спальне в тумбочке нашли записку, очевидно, адресованную Олбани. Возможно, ее написали во время следствия по делу Бургоса, чтобы заставить профессора молчать о романе между Элли Данцингер и Гарландом Бентли.

Знает ли Райли о том, что Гарланд Бентли спал с Элли Данцингер?

Когда Райли закончил, Макдермотт взглянул на Столетти. Они оба размышляли над тем, стоит ли делиться с Райли этой информацией и на чьей он стороне.

Не было оснований предполагать, что всех этих людей убил Райли. Как ни крути, но Козловски — единственный подозреваемый. Однако кто-то завел его, как часовой механизм, и отпустил на свободу, если использовать фразу, оброненную Маккой. И больше всего Макдермотта интересовало, кто этот человек. Гарланд Бентли казался неплохой кандидатурой, а Райли работал на Бентли.

Судя по всему, Райли спас Брэндону Митчему жизнь, но, возможно, он знал о том, что Козловски направлялся туда.

Макдермотт задумался. Не исключено, что Райли был в курсе происходящего, но молчал, потому что взял на себя обязательства, которые связывают юриста и его клиента. Вероятно, он пытался положить конец убийствам, не нарушая при этом чьего-либо доверия.

— Вы считаете, Олбани нечист? — спросил он Райли. — Вы думаете, он убил столько народу лишь из страха, что всем станет известно о его шашнях с Кэсси Бентли?

Райли раздраженно дернул плечами:

— Это единственное, что приходит мне на ум.

Макдермотт рассмеялся.

— А вам не кажется, что могли быть и другие мотивы?

— Предложите ваш вариант, — с вызовом заявил Райли.

Макдермотт улыбнулся, но ничего не сказал. Пока не время.

— Так расскажите мне об этих записках. И о шифровках.

Мысленно Макдермотт бранил себя. В записках содержались зашифрованные послания? А он даже не попытался прочитать их. Считал эти письма бессвязным бредом сумасшедшего.

— Он использовал начальные буквы слов. — Райли разложил на столе для переговоров ксерокопии всех записок. — Поэтому тексты писем и казались полной бессмыслицей. На самом деле так оно и есть. Ему нужно было, чтобы каждое слово начиналось с определенной буквы, как и сказала Столетти.