Гарем - Кэти Хикман

С этими словами Томас Гловер удалился.

И в этот раз Пиндар нашел своего слугу сидящим на стене посольского сада.

— Выходит, они тебя выпустили?

— И вас с добрым утречком, секретарь Пиндар.

— Где тебя держали? В темнице Семибашенного замка?[63]

— Нет, в кладовой вашего друга Джамаля. Благодарствую за посылки, — самым обыденным тоном отвечал Керью, не отрывая глаз от лимона, который держал в руке. Под шапкой взлохмаченных волос лицо его казалось сердитым.

— Ну что ж, и на том спасибо. Рад, что по крайней мере в этот раз ты не поленился надеть рубаху. — Пол взобрался на стену и уселся рядом. — Сегодня, по-моему, удачный день. Ты собираешься заняться чем-то полезным?

Керью выудил один из нескольких ножей, покоившихся в кожаном чехле у него на поясе, и твердой рукой многоопытного повара сделал небольшой надрез на кожуре плода.

— Помилуйте, тебя же отлучили.

— Так то было вчера.

Керью усмехнулся.

— Кажется, Кутберт Булл, эта скотина, ухитрился резануть себе палец, — с мрачным удовлетворением сообщил он. — И меня призвали обратно на кухню, готовить кремы для леди Лелло. Если она еще не вдосталь ими наелась. — С гневной торопливостью он принялся срезать цедру с лимона, великолепной спиралью пуская ее вниз. — Не смейтесь. — Его глаза сверкнули. — Если б не это, я бы предпочел остаться в кладовой вашего Джамаля и развлекаться ловлей крыс.

— Видишь ли, я знаю людей, которые были бы чрезвычайно рады упрятать тебя туда надолго, — усмехнулся Пол и, не дождавшись ответа Керью, продолжал: — Лелло даже вручил тебе твои ножи?

— Как видите.

Теперь Джон сосредоточенно раскачивал на кончике ножа срезанную кожуру. Обе его ладони были испещрены шрамами давнишних порезов и ожогов.

— Когда Джамаль позволил тебе выйти?

— Сегодня рано утром.

— Он объяснил почему?

— Та старуха в черном платье — помните, Эсперанца Мальхи? — принесла ему известие. Кажется, это ее обычное занятие. — Керью прищурился на солнце, шрам на его щеке казался почти белым. — Она вроде почтового голубя у вашей валиде. Между астрономом и ею идет самое оживленное общение, как вы и думали. — Керью повернулся к Полу. — Вы знали о том, что именно к нему обращаются с просьбами составить на кого-либо из обитателей дворца гороскоп?

— Нет, не знал, но что тут странного? Он, в конце концов, астролог, звездочет.

— Ага, но меня бы удивило, если б это оказалось его единственным занятием. Кажется, во дворце догадались, кто на самом деле отравил главу черной стражи, потому меня и выпустили. Это сделала какая-то женщина из гарема. Вы слыхали, как сегодня ночью палили пушки? Это означало, что ее бросили в Босфор, мне так объяснил Джамаль. — Повар тщательно обтер нож о свой рукав. — Сунули в мешок и утопили.

— Да, выстрел из пушки я слышал.

Пол опустил глаза вниз, на воды залива, невинно и безмятежно сверкавшие под лучами солнца.

— Между прочим, ты был прав относительно Селии. Она действительно находится здесь.

Керью бросил на него удивленный взгляд.

— Откуда вы знаете?

— Мне рассказала валиде.

— Кто? Валиде?

— Ну, не так прямо. Для этого она слишком умна.

— А как тогда?

— Ну, это-то и есть самое любопытное. — Пол нахмурился. — Думаю, что она и вызвала-то меня к себе именно по этой причине. Конечно, сэру Генри я скажу, что она хотела еще раз выразить благодарность посольству за поднесенные дары, а поддерживает контакты через меня потому, что я говорю на венецианском наречии. Это версия для всех остальных, включая ее слуг, но к действительности она отношения не имеет.

Меня привезли вовсе не в ее летний дворец, а в маленький павильон на азиатском берегу. Это ее собственность, она мне рассказала, что когда-то эту землю старый султан подарил ей как своей любимой наложнице. Теперь там разбит сказочной красоты сад у воды.

Пол вспомнил переливы осенних красок в кронах деревьев, мерцание солнечного света в листве. Маленькую белую ножку с выгнутым, как у танцовщицы, подъемом.

— Одно из самых красивых мест, какие я видел, Джон. Оно словно явилось из сновидения.

— Ладно вам. Что она сказала?

— Тот-то и оно, что почти ничего. Она говорила… вернее, мы беседовали… обо всем. О садах. О жизни купцов. О Парвише и его коллекции. — Абсурдность этих слов поразила его самого. — Потом она сказала примерно следующее: «Кажется, я обладаю чем-то, что принадлежало вам». — Пол достал из походной сумки у него на боку какой-то предмет. — Смотри, это она мне дала.

Керью увидел, что его собеседник держит леденцовый кораблик. Он взял его в руки, повертел, безучастно осмотрел и снова протянул Пиндару со словами:

— Я провел целых два дня в каком-то вшивом чулане из-за этой штуки, а она пожалуйста — уже у вас.

Пол принял кораблик в руки и поднял к солнцу, паруса его на мгновение стали прозрачными, а карамельные канаты и крохотные человечки на палубе засверкали в ярких лучах.

— В этот раз ты превзошел сам себя, мой друг, — продолжал Пол, не обращая внимания на слова Керью. — Я, как сейчас, вижу перед собой «Селию». Это до последней кницы точная копия «купца» Тома Лампри. — Он осторожно поворачивал кораблик в руках, рассматривая его. — Вот даже название выведено точь-в-точь, как оно было на его борту.

— Госпожа умеет читать по-английски?

— Вряд ли. Но во дворце немало таких, кто умеет.

— Не похоже, чтобы она могла догадаться, что это имеет отношение к Селии. Как ей могло прийти в голову, что между этой игрушкой и одной из девушек гарема существует какая-то связь?

— Ты ничего не упускаешь из виду? — сухо поинтересовался Пол. — То блюдо, что ты приготовил на сладкое, — кое-кому оно показалось довольно горьким, — стало предметом дворцового скандала. Главный черный евнух едва не умер из-за него. Конечно, они очень умело приглушили все слухи об этом, и мы пока не знаем почему, но что мы знаем со всей определенностью, так это то, что некоторое время во дворце были уверены в нашем касательстве к этому делу. — Он бережно упрятал кораблик в свою шитую из парусины сумку. — От валиде не так уж многое может укрыться, могу поспорить, что она продумывает все на три шага раньше, чем кто-либо из нас. Поверь, ей не составило труда вычислить нас с тобой, Керью.

— Думаете?

— Уверен.

Глаза Пиндара выражали крайнюю усталость, рывком он дернул шнурок на плече, и один из рукавов опал к запястью. Лицо секретаря сейчас выглядело до крайности изможденным, темные тени легли под глазами.