Тайна семи - Линдси Фэй

– А как Шелковая Марш объяснила тот факт, что знает, что вы у Вала?

Тут Делия перестала бродить по комнате и приподняла бровь.

– Но разве она не любовница вашего брата? Люси говорила, будто бы мисс Марш намекала именно на…

– Да, была когда-то его любовницей, – с отвращением произнес я.

Шелковая Марш, подумал я, это заклинательница змей, и в корзинке у нее были сразу четыре гадюки. Варкер, Коулз, Гейтс и Малквин. Хотелось бы знать, какая именно из этих гадюк нанесла смертоносный укус Люси.

Я затряс головой, пытаясь вернуть ясность мышления.

– А о каком именно одолжении вы хотели просить меня, мисс Райт?

Она снова уселась в кресло и взглянула на нас обоих.

– Мне нужны документы Джонаса об освобождении. Они в доме у Гейтса, а мне отсюда выходить рискованно. Хочу, чтобы вы принесли мне их. Свои я успела прихватить на обратном пути к Спринг-стрит.

– А почему бы не попросить Джорджа составить нам компанию? – спросил Джулиус.

Делия рассмеялась каким-то странным, низким, горловым смешком и еле слышно выдавила:

– Да потому, что я собиралась занять у Джорджа солидную сумму денег, и будь он здесь, то, несомненно, тут же сказал бы «да». Моей учительской зарплаты едва хватало на оплату комнаты и питания. Иными словами, денег недостаточно, чтобы начать новую жизнь. Я, конечно, могу тащить за собой Джонаса через поля и леса, переправляться через реки, прятаться в норах, как беглая преступница, голодать, ориентироваться по ближайшей железнодорожной станции, но…

– Но тогда вас будет куда как проще поймать, – заметил Джулиус. – А раз так, то Джордж должен раскошелиться на экипаж…

– Давайте представим на минуту, что я благополучно добралась до места назначения. – Тут горло у нее перехватило от волнения, а лицо исказила гримаса боли и отчаяния. Делия покачала головой. – Джордж Хиггинс не хочет, чтобы я остаток жизни провела в Канаде. А потому просить его спонсировать этот мой побег как-то совсем уж неловко. Стоять перед ним, как сейчас стою перед вами, и вынуждать дать свое согласие. Лучше вы сами его попросите, Джулиус. И еще спасибо вам обоим за помощь; думаю, вы догадываетесь, как много она для меня значит.

Я не знал, о чем еще ее спросить, к тому же понимал, что разговор этот страшно утомил ее – золотистые искорки в глазах Делии погасли.

– Мы вернемся с бумагами мальчика, – сказал я и поднялся. – Через несколько дней, а может, и раньше.

Делия кивнула и откинулась на спинку кресла. Она была в полном изнеможении и молчала. Я даже отдаленно не мог представить, через какой ад ей пришлось пройти за последние несколько дней – все эти страшные события обессилили ее, превратили ее прелестное лицо в неподвижную посеревшую от горестей маску.

И вот мы двинулись на выход – еще раз прошли мимо сгорающей от лихорадки молодой беглянки, у постели которой суетились теперь чернокожий доктор и миссис Хиггинс, – а мне вдруг на ум почему-то пришли магнолии. Я так и видел руки Люси, вплетающие гардении в свадебную прическу невесты, как рассказывал мне Тимпсон. Все это было давным-давно, но я видел, как лучи летнего солнца врываются через окно в комнату, где она работала, ощущал на лице дуновение ветерка с запахом клевера, проникающего в приоткрытую дверь. И вдруг прямо у меня на глазах цветы начали сжиматься, вянуть при каждом ее прикосновении. Гнить и разлагаться.

– Просто кошмарный сон какой-то, – заметил Джулиус, когда мы снова оказались на продуваемой ледяным ветром улице.

– Хуже, – буркнул я в ответ. – Нам уже не суждено проснуться.

Мы остановили экипаж, влезли, я откинулся на спинку сиденья. Одна не слишком приятная мысль не выходила из головы.

Я так толком ничего и не узнал.

Забившись еще глубже в темный уголок, я глубоко вдохнул, потом выдохнул. Вот и прекрасно, подумал я. Ведь кроме этого меня ничто по-настоящему не волнует. Никаких проблем.

Однако, как я ни старался, никак не удавалось избавиться от ощущения, что я упустил из вида что-то худшее или, возможно, что-то более специфичное. У меня и прежде возникали такие предчувствия, словно некий колокол в голове возвещал о неполадках или недопонимании, что возникла какая-то нестыковка. Ошибка, огромная, как стена, неровно оклеенная обоями. Казалось бы, во всех отношениях понятно, что Делия предпочитает посредников в столь болезненных переговорах и унизительной просьбе о помощи. В данных обстоятельствах похвально с ее стороны. Вообще-то я склонялся к мнению, что мисс Делия Райт имеет более четкие представления о чести и достоинстве, нежели большинство людей, с которыми мне доводилось сталкиваться. Именно этой особенностью характера и объяснялось ее нежелание встречаться лицом к лицу с нашим другом из комитета бдительности.

Разве только этим?..

И пусть Джордж Хиггинс производил на меня впечатление человека прямолинейного, могущего в случае необходимости прибегнуть к грубой физической силе. Человека, который боролся с похитителями Джулиуса с пистолетом в руке, брал, что хотел, просто потому, что ему говорили: брать этого нельзя. И что с того? Мне всегда нравились такие мужчины. Я ими восхищался.

Нет, Делия его не боялась. Это определенно.

Джордж Хиггинс, продолжал размышлять я, пока экипаж уносил нас все дальше и дальше от Не Здесь и Не Там. Нет, тут требуется копнуть поглубже. А вот почему и как – это надо еще подумать.

Я был бы рад отметить, что те несколько дней до начала активной стадии расследования, несмотря на все связанные с ним неудачи и несчастья, выпавшие на мою голову, я провел по-своему приятно. Спокойно. В обстановке, способствующей ясности мышления.

Но это было не так. То были страшно изнурительные дни. И предвестником их, как и многих других грядущих неприятностей, стал Валентайн Уайлд. Он снова возник на горизонте.

В «Либерти Блад» – единственном варварски уютном салуне демократической партии, который часто посещал мой брат, – было шумнее, чем обычно бывает по утрам во вторник. Вал пригласил меня зайти туда через два дня после того, как я говорил с Делией, а именно 24 февраля. Стойка бара была заляпана отпечатками тысяч грязных и жирных пальцев, народу битком – вполне типичная компания для Вала. Ирландцы радовались возможности приникнуть к животворному пивному источнику там, где атмосферу определяли их товарищи по партии, а не какие-то хмыри из местных. Здесь же роилось разное хулиганье, чье понятие о завтраке сводилось к кружке эля и поножовщине; были здесь и подлипалы, завидовавшие этому стилю кроликов, но им не хватало сил и духу пробиться в политику. Я не стал искать брата в главном зале, где с потолка свисали бесчисленные американские флаги, а с флагов свисала паутина. Протиснувшись мимо возчиков, которые пришли передохнуть и хлебнуть пива, я откинул флаг, которым была занавешена дверь, вошел в заднее помещение и, щурясь, оглядел знакомую обстановку.