Пленники чести - Александр Шатилов

двоих, и их уныние волей неволей передалось всем остальным. Лишь Карл Феликсович стойко противостоял окутавшему всех дурному расположению духа, ибо перед его глазами была его муза, та, которой покорилось его чёрствое сердце. Теперь необходимо было лишь избавиться от самого главного соперника, и заветный плод мог принадлежать ему. Вот только, каким образом возможно было это сделать, не давало черноусому франту покоя, ведь даже подкупленный им Гожо не смог убить проклятого поручика. Да и вообще, это обстоятельство заставляло Карла Феликсовича нервничать, ведь хитрый цыган мог и проболтаться. Тем не менее, перед ним сейчас была его богиня, и этим счастливым случаем он был вполне доволен.

Генерал Серженич, покончив со своим завтраком, хмуро смотрел по сторонам, напряжённо что-то обдумывая. Когда подали чай с бисквитами, он решительно отодвинул от себя чашку и, откашлявшись, заговорил:

— Дамы и господа, я смею просить у вас прощения за вчерашний инцидент с моим кузеном. Знайте, мне искренне жаль, что я невольно стал причиной тому, что ваше пребывание здесь было омрачено подобным происшествием.

Доктор, сидевший за столом, вытер рот салфеткой и глубокомысленно произнёс:

— Не стоит винить себя, ваше превосходительство. Это может случиться с кем угодно в его возрасте.

После этих слов воцарилось недолгое молчание.

— Нет, я всё же скажу, — продолжал генерал.

— Не стоит, муж мой. Степан Богданович, — кротко проговорила Евгения Петровна, кладя свою руку на локоть мужа, — не стоит в самом деле брать на себя вину за нашего…

— Нет, я должен сказать! И говорить я хотел не только о нашем бедном Антоне Сергеевиче, — твёрдо возразил он. — Клара Генриховна, сколь дерзким не сочли бы вы моё поведение, прошу вас, сударыня, соблаговолите выслушать мою просьбу.

Хозяйка Уилсон Холла с покровительственным видом кивнула головой. Генерал продолжал.

— Я прошу вас, милостивая государыня, хорошенько подумать о судьбе несчастной сиротки — вашей воспитанницы, мадмуазель Натальи. Я не встречал нигде более прекрасного и одинокого существа. Прошу вас, не отдавайте её замуж ни за моего кузена, которому этот брак принесёт лишь разочарование в себе и окончательную потерю разума, ни за какого иного немолодого, пусть и состоятельного господина. Я знаю, вы мудрая леди и желаете добра своим воспитанникам, но поверьте моему старому сердцу, оно чувствует, что истинным женихом этой девушке может стать лишь такой же молодой и прекрасный юноша. Этим женихом я вижу только присутствующего здесь Александр Ивановича, и кроме него нет никого более достойного.

При этих словах Наталья и Александр оба вспыхнули и покраснели, опустив смущённые взгляды. Карл Феликсович чуть было не затрясся от гнева и злобы, охвативших его, он плотно сжал зубы, удерживая бешеную ярость. Воцарилось молчание. Все смотрели то на старого генерала, то на госпожу Уилсон. Хозяйка словно и не слышала этих слов. Она сидела во главе стола всё с тем же спокойным и величественным видом, и маска покровительственного высокомерия не сходила с её лица.

— Я прошу у вас этого обещания, как знака милости и доброго расположения ко мне и моему кузену, — проговорил генерал, нарушая всеобщее молчание.

Клара Генриховна, наконец, посмотрела на него своими стальными холодными глазами, затем, окинув этим же ледяным взглядом всех, собравшихся за столом, произнесла:

— Ваше превосходительство, я уже немолодая дама, и, поверьте, смысл моих дней в счастье любимых ною воспитанников. Вам, как мужчине, безусловно, легче смотреть на мир, чем мне, несчастной вдове, схоронившей двух мужей. Я поступлю так, как подскажет мне сердце и так, как будет лучше для них. Тем не менее, ваши слова мне приятны, и тем самым в вас я вижу достойного джентльмена, небезразличного к судьбам ближних.

— Значит ли это твёрдое ваше нет, сударыня? — настойчиво спросил генерал.

— Я не привыкла отказывать гостю в его просьбе, однако ваша касается семейных дел, и тут я вправе отказать вам, — проговорила госпожа Уилсон. — Судьба Натали быть богатой светской леди, а не женой вечно скитающегося по дальним гарнизонам солдата, чей удел ждать мужа и оплакивать его судьбу.

— Я была этой несчастной, — внезапно прозвучал голос Евгении Петровны, и все тут же устремили взоры на эту пожилую женщину. — Я не оставляла своего дорогого супруга ни на севере, ни на юге, я лечила его раны и ждала его возвращения из походов. Я делила с ним чёрствые солдатские сухари и простую воду, и я не променяла бы этой жизни ни на какие богатства и дворцы. Да, мы не вправе давать вам, госпожа Уилсон, семейные советы, но поверьте, счастье не всегда выглядит так, каким его представляют.

Степан Богданович взял руку жены в свою большую морщинистую ладонь. Он с благодарностью глядел на ту, которая в час неравной битвы явилась для него надёжной подмогой и спасла от неминуемого поражения.

— Оставим этот разговор, — сухо произнесла госпожа Уилсон, поднося к губам чашку.

Спустя некоторое время общего молчания, вызванного этим словесным поединком, генерал с супругой встали и, откланявшись, отправились собираться в дорогу.

Через четверть часа они были уже готовы к отъезду. К ступеням лестницы главного входа подъехала та самая карета, на которой генерал прибыл в замок Уилсон Холла. Провожать именитого гостя вышли почти все обитатели поместья. Генерал в строгой шинели, с золотыми эполетами и нагрудными знаками, поддерживал под руку свою супругу, на которой был дорожный плащ, а из-под него выглядывала шаль, закрывавшая горло, на голове у пожилой дамы был тёплый старомодный чепец. Генерал прощался с Павлом Егоровичем, приподнимая свою чёрную шляпу, украшенную золочёным орлом и белыми перьями. Он крепко жал ему руку, так как за время пребывания в замке успел с ним сдружиться. Он так же надолго задержался подле Александра и Натальи, желая сказать им что-то ободрительное, но у него не хватило духу, ибо слёзы отчего-то подступили к горлу старика, и он только прижал их к себе, как своих собственных детей. Мимо провожающих прошли двое слуг, ведя под руки Антона Сергеевича, не обращавшего ни на кого внимания, точно он и вовсе был не здесь, и господа смотрели ему вслед с жалостью и презрением, какие испытывают к тем, миф о чьей превосходности и всесильности был развенчан. За ним слуга нёс коробки с вещами. Миндальского посадили в карету, и он привалился к окну, бесстрастно глядя мутными глазами на широкий унылый двор и каменную громаду замка. Генерал и его супруга молча проследовали мимо прочих родственников хозяйки Уилсон Холла, склонившихся в прощальном подобострастном поклоне, не обращая на них внимания. Вяло пожав руку доктору, генерал помог своей супруге сесть