Антиглянец - Наталия Осс

– Все.

Я тебе этого не забуду!

Спустилась Настя. На ней была шляпа, прикрывающая уши, цветное пальто. Какая маленькая девочка. Первый раз я видела ее без каблуков.

– Все, девочки, поехали! Алену будешь слушать и делать то, что она сказала, поняла? – дал он указание Насте.

Мы шли по гравийной дорожке к вертолету. Он нес ее чемоданы. Она шла налегке. Вертолет стоял на небольшой площадке, окруженной деревьями, глянцевый, блестящий в свете фонарей. Канторович сказал что-то пилоту по-французски, закинул вещи, помог Насте подняться. Я забралась следом. Настя устроилась у окна.

– Ну, девочки, с богом!

Черт!

– Саша, мой чемодан! Забыли мой чемодан!

– Чего же ты молчала?! Attendez! – крикнул он пилоту и побежал вниз, к дому.

Я вылезла, закурила. Надо подышать напоследок. Отметить окончание этого фарса. Я поеду с ней в больницу, неплохо, а? У нее что, нет родственников, друзей? Ведерникова сирота?

Он появился, наконец, с сумками наперевес. Ничего, поживет нормальной жизнью нормального человека. У него сегодня многое в первый раз. Вернее, в первый раз – это у меня. У него – ремейк прошлой жизни. А я, сыграв роль в чужой пьесе, возвращаюсь в свою.

Он загрузил мои сумки в вертолет. Винт завертелся, поднимая пыль.

– Ну что, давай прощаться?

Мы стояли друг напротив друга. Он не сделал попытки меня поцеловать, так, приобнял.

– Ну все, садись! Надо лететь.

– Послушай… Скажи мне только…

– Что, девочка?

– Ты здесь с Настей живешь? Она здесь все это время жила, да?!

Винт разбрасывал слова по ветру, приходилось кричать.

– Алена, не надо сейчас! Не начинай! Это долго объяснять!

– А не надо объяснять! Я вижу все!

– Что?!

– Я все видела! Я видела тебя с ней!

Мы уже орали друг на друга.

– Девочка моя, я только одно сейчас могу сказать! Мы с Настей – не то что ты думаешь!

– Что?!

– Мы друзья! Понимаешь? Меня другая женщина интересует! Ты уже должна была понять это! Все, нет времени! Садись!

– Что?!

– Больше времени нет на лирику! Алена, садись! Садись, я сказал!

И он впихнул меня внутрь.

Надо же, еще один друг-женщина! Редкое умение дружить. Я никогда не умела так дружить с мужчинами.

Пилот показал, что надо надеть наушники. В наушниках ничего не было слышно. Настя молчала.

Мы медленно начали подниматься. Покачивались над землей. Он стоял внизу, поодаль, в темноте был виден только силуэт. Он на земле, я в небе. Мы оторвались друг от друга, ниточка порвалась. Потом он совсем исчез, стерся, как воспоминание.

Огни, дорога, дома. Черное пятно расползалось под нами – море, и вдоль берега островки света – отели, резиденции? Я читала, что они часто бьются, эти вертолеты. Но в одну воронку не падает дважды. Хотя Настя – не самое лучшее соседство на борту. С транспортом ей не везет.

Я парила, отдаляясь от всего, что было. Хорошего и разного. Но легкости не ощущалось. Наоборот, я чувствовала на себе тяжесть груза, который везла в Москву.

– Алена? Тебя ведь Алена зовут? – услышала я в наушниках голос.

Не среагировала. Пошла она! Настя трясла меня за руку. Я повернула голову. Она показывала на наушники.

– Ты мне? – спросила я и услышала свой голос в ухе через треск и посторонние шумы.

– Я – Настя! Будем знакомы. Будем теперь помогать друг другу!

– А мы уже знакомились! – сказала я. Приходилось говорить на повышенных тонах. А напрягаться не хотелось.

– На вечеринке у Саши вчера, да? Алена, он про клинику для меня говорил?!

– Узнаем потом. Когда долетим!

Я отвернулась к окну.

– Они ничего не понимают, правда, мужики эти? Не понимают, как это катастрофично, когда с лицом что-то происходит! Скажи, у меня ужасное лицо? Отекло, да?! Я в истерике просто! Ты думаешь, это можно исправить?

– Не знаю! Я же не врач!

Настя испуганно посмотрела на меня. Я тут же поправилась.

– Наверняка можно! У нас хирурги есть гениальные! Сделают тебя в лучшем виде! – спрашивается, зачем я ее утешаю.

– Уверена?! А тебе делали операции когда-нибудь?!

– Нет!

– Мне тоже! Я боюсь очень! Ты же знаешь, у меня программа своя, я в эфире работаю!

Мне не хотелось выслушивать этот приступ откровенности на высоте не знаю сколько метров, я бы лучше смотрела на море и думала о своем. Вместо этого кто-то опять требовал, чтобы я напрягала мышцу своего благородства. Я ей подружка, что ли?

Ведерникова схватила меня за руку.

– Алена, я не знаю, что делать! Они все бросили меня – мужики эти! Сашка к Аркаше поехал! Ему, конечно плохо, но он мужик, в конце концов, а я совсем одна!

Не уверена, что Аркадий вообще сейчас понимает, мужик он или нет. На том свете все равно. Черт, что за мысли такие?

– Я просто в истерике! Ты меня не бросишь, да? Ты поедешь со мной в больницу?

О боже! А я не в истерике?!

– Настя, все будет хорошо! Успокойся! Я не брошу тебя! Если надо будет, поедем вместе! – слова вылетели из меня сами собой. Как я могла ей это обещать? Мама ждет, и я сама хочу побыстрее добраться до дома. Чего я вечно лезу со своим благородством, а потом жалуюсь, что получаю по морде! Мало мне полиции?

Ведерникова благодарно сжала мою руку. В ее глазах теперь появилось что-то человеческое.

– Спасибо тебе! Ты чудо просто. Где тебя Сашка нашел?

– На дороге, – пробормотала я себе под нос.

Мы сели на летном поле.

– Вон он, стоит уже! – проорала мне в ухо Настя, снимая наушники и еще не отрегулировав громкость голоса.

Я увидела самолет, здоровую птицу с пеликаньим клювом метрах в двадцати от нас.

Потянула свой чемодан к двери. Пилот выскочил первым, подхватил наш багаж. На землю я спрыгнула сама. Настя раздумывала, упасть ли ей в распахнутые объятия француза или еще немного пожеманиться. В итоге он схватил ее под мышки и бережно опустил на асфальт. Они обнялись, как добрые друзья. Значит, летает с ним не первый раз – сделала я вывод.

– Votre passeport, s’il vous plait, – человек в форме, символизирующий границу между двумя демократиями, – предсказуемой французской и управляемой русской, преградил мне путь.

Я протянула ему документ, еще хранивший отпечатки пальцев полицейских. Пограничник шлепнул штампик. Вот и весь паспортный контроль.