Имперские войны. Цена Империи. Легион против Империи - Александр Мазин

– Думаю, ты прав, – согласился Черепанов. – И слова твои очень поучительны: ведь и я не застрахован от ошибок, а мы говорили о гарантиях…

– Брак, – сказал наместник. – Вот средство для честолюбивого и талантливого человека войти в круг избранных. Хорошая партия – и твои сыновья тоже будут заседать в сенате. Но это должна быть римлянка, настоящая римлянка из хорошей семьи… возможно, мы еще вернемся к этому разговору, – добавил он многозначительно.

«А ведь у благородного Туллия целых три дочери, – подумал Черепанов. – Неужели он рассчитывает заполучить меня в зятья?»

Что ж, это хороший признак. Значит, рейтинг принцепса Черепанова достаточно высок. С другой стороны, стань он зятем наместника провинции, сенатора и т. д. – и карьера гарантирована. Правда, еще неизвестно, как к этому отнесется Максимин, а с мнением командующего Черепанову стоит считаться. Хотя Геннадий отдавал себе отчет: если предложение породниться поступит от другого сенатора, плевать тогда на то, понравится ли это Максимину.

– Мы еще поговорим об этом, Геннадий, – повторил наместник. – Ты ведь не женат, в отличие от рикса Алексия? Где же я все-таки мог слышать имя его жены… – задумчиво проговорил Менофил. – Не связана ли с ней какая-то история, ты не знаешь?

– Была одна история, – решился Черепанов. – Только ты вряд ли о ней слышал, ведь это произошло совсем недавно. В Томах. Не слышал?

Наместник покачал головой.

– У тамошнего эдила был приказ о ее задержании. Из твоей собственной канцелярии. Вероятно, кто-то из твоих шпионов проведал, что у рикса Аласейи жена – гражданка Рима, донес об этом – и там решили на всякий случай разослать приказ о ее аресте. Ты об этом ничего не знаешь?

Наместник еще раз покачал головой.

– Этим занимается мой легат.

– Я так и предполагал. В общем, приказ пришел, и, когда жена рикса Алексия прибыла, эдил ее арестовал. Представь, – с улыбкой продолжал Черепанов, доверительно наклонившись к наместнику. – Этот честный служака понятия не имел, что рикс Аласейа стал кентурионом Алексием. Выполняя твой эдикт, он велит арестовать Анастасию и препроводить в тюрьму, словно воровку. А один из тамошних тюремщиков, какой-то сластолюбивый вольноотпущенник, позволил себе покуситься на ее честь. К счастью, рядом оказался один из моих бывших легионеров – и не позволил свершиться беззаконию. Иначе, боюсь, кентурион Алексий снова стал бы риксом Аласейей, а этой осенью город Томы превратился бы в руины.

– А такое возможно? – обеспокоился наместник.

– Вполне. Друг мой Алексий! – Черепанов повысил голос. – Сколько у тебя людей по ту сторону Данубия?

– Шесть тысяч воинов под моей рукой! – выдал Коршунов заготовленную фразу. – Это не считая союзных мне сарматов. И еще пять тысяч – по ту сторону Понта. Думаю, многие из них готовы послужить Риму, – с важностью добавил он.

– Вот видишь, благородный Туллий. Из-за старательности чиновника и похоти какого-то глупого тюремщика могла случиться большая беда. Представляю, как опечалило бы такое известие нашего богоравного августа Александра, да продлятся дни его правления!

– Да уж! – буркнул наместник. – Этого тюремщика следует примерно наказать!

– Уже не нужно, – успокоил Черепанов. – Рикс собственноручно проткнул подлеца мечом.

– Как это? – оторопел наместник. – Просто зарезал?

– Вот именно. Просто зарезал. Я пояснил ему, что он теперь на службе Рима и пытать негодяя четыре дня, постепенно отрезая от него по кусочку, как следовало бы по их, варварским законам, у нас не положено.

– Убивать человека, даже последнего негодяя, без суда – тоже нехорошо, – заметил наместник. – Тем более служивого человека…

– Ты прав, благородный Туллий. Но я позволил ему это сделать еще и потому, что мне придется доложить об этом случае, а кентурион Алексий – на особом счету у Максимина. Представь, что было бы, если бы сам Максимин пожелал прибыть в Томы искать виновных… Ты же помнишь, что было в Новах,[66]когда там намеревались судить его кентуриона?

– Не будем портить праздник беседой на подобные темы, – холодно произнес Туллий. – Я выясню, что там произошло, и накажу виновных. Без моего ведома более никто не посмеет предъявить обвинение твоему кентуриону… и моему гостю. Закон есть закон, но богоравный август в Риме – выше закона. А здесь, в моей провинции, императора представляю я.

– …В общем, Леха, тебе надо отсюда валить, причем срочно! – заключил Черепанов.

– То есть как – валить? – возмутился Коршунов.

– Молча! Забирай Настю – и плыви в свой Херсон.

– Черт!

Коршунов вскочил со стула и, расстроенный, забегал по комнате. Анастасия вела себя намного сдержаннее: сидела тихонько, молча. Готовилась к самому худшему. Пыталась въехать, о чем речь. Разговор шел по-русски, и понимала она с пятого на десятое.

Черепанову она чем дальше, тем больше нравилась. Не в сексуальном смысле – по-человечески. Когда Леха рассказал подполковнику о своей жене, шпионке, подложенной империей под варварского вождя, у Черепанова сложилось весьма отрицательное мнение об этой женщине. Тем более у Лехи с бабами и в той жизни постоянные проблемы были: вечно какие-то подставы. То ли сам Коршунов склонность к красивым стервам питал, то ли они – к нему… подумалось: и здесь аналогичный случай. Мнение Черепанова переменилось, когда он прочитал Настино «признание». Прочитал и порадовался: во-первых, потому, что забрал таблички, по которым любой судья тут же без раздумий вынес бы Анастасии приговор, а во-вторых – потому, что ошибся в своем первоначальном и заочном мнении об этой женщине, которая сознательно перевела на себя все стрелки, полностью выгородив Алексея. Причем сделала это так аккуратно и умело, что сразу становилось ясно: ни ума, ни опыта гречанке не занимать. В общем, подполковник пришел к выводу, что его другу повезло. На этот раз ему досталась женщина не только умная и красивая, но вдобавок готовая пожертвовать собой ради любимого оболтуса. Хотя, может, хватит смотреть на своего космонавта-исследователя сверху вниз? Как-никак доказал Алексей Коршунов, что может, если захочет. Как знать, вдруг он только в присутствии Черепанова ведет себя как мальчишка, а во всех остальных случаях – немереной крутизны мужик?

Но сейчас в немереную крутизну Лехи поверить было трудно. Великий германский рикс метался из угла в угол и распускал слюни:

– Ты же обещал мне!.. – восклицал он. – Нам всем обещал! Что же теперь…

– Сядь! – сказал Черепанов. – Не мельтеши. И успокойся. Уезжаете только ты и Анастасия. Твои люди остаются и продолжают обучение. С ними и без твоего высочайшего присутствия все будет в порядке. Тем более что от такого кентуриона, как ты, в тренинге толку никакого. Поставлю во главе кентурии Агилмунда – ты ведь этого хотел? – и все будет путем. А из тебя, один хрен, нормального легионера не получится. Нету в тебе армейской дисциплины, и никакой палкой ее в тебя не вколотишь. Тем более несолидно тебя витисом охаживать. Авторитет роняется. Так что не быть тебе пока римским офицером. Будешь ты по-прежнему риксом варваров. И сейчас твоя задача – убраться отсюда вместе с Настей как можно скорее, пока не начал раскручиваться процесс. Это не только тебе надо, но и мне. Этот Менофил, хитрожопая сволочь, имеет на меня виды. Поэтому наверняка начнет расследование того, что произошло в Томах. На меня он ни хрена повесить не сможет: ничего по-настоящему противоправного я не сделал. А вот ты – другое дело. Следовательно, Менофил повернет дело так, чтобы именно ты оказался максимально запачкан. И получит рычаг давления на меня. Или я пляшу под его флейту, или тебя – под суд. Звание кентуриона тебя в данном случае не защитит. Как поведет себя Максимин, тоже неизвестно. Наш командующий – субъект непредсказуемый. Ты как-никак совершил убийство, а дезинформация, полученная от твоей жены, стоила Империи не одну сотню талантов золота. Да-да, я знаю, что это была твоя идея, а ты полностью амнистирован. Но она-то – нет. Все это можно было бы замять, оформить задним числом… Но не в том случае, если наместник провинции, чья власть – покруче губернаторской, заинтересован в обратном. Молчи! Я еще не закончил! Твои две сотни уцелевших варваров – это не сила ни с военной, ни с политической точки зрения. Разговоры о тысячах германцев, которые откликнутся на первый твой зов, – тоже пустой звук. Убрать тебя – и никакого зова не будет. Другое дело, если эти твои воины уже будут здесь. Две-три тысячи ауксилариев, преданных только тебе и благодаря тебе пришедших на службу империи, – это уже нечто конкретное. С таким «приданым» ты можешь резать по три тюремщика в месяц – никто не вякнет. Я намеревался отправить тебя на вербовку весной, но даже лучше, если ты поедешь прямо сейчас. Максимин намерен начать широкомасштабную операцию против германцев в апреле-мае. Формальное одобрение императора уже получено, и, если твое войско прибудет сюда к началу боевых действий, это будет очень кстати.