Имперские войны. Цена Империи. Легион против Империи - Александр Мазин

– Все равно раньше мая мы тут не появимся, – сказал Коршунов. – Посевная…

– Пусть будет май. Скажи куда и когда – и я договорюсь насчет кораблей. Ты получишь все необходимые грамоты и полномочия. Ты получишь деньги на расходы и для выплаты авансов. Я отправлю с тобой десяток настоящих легионеров: для повышения твоего престижа и чтобы все видели: ты действительно представитель Рима. И доставит тебя не какой-нибудь купец, а целая флотилия. Как раз через неделю из нов в провинцию Понт отправляется эскадра из шестнадцати боевых кораблей. Они поплывут мимо Херсона – им по пути – и высадят тебя с максимальным почетом. С их префектом я знаком – он мне не откажет. Всё! Теперь можешь высказываться.

– Да что я могу сказать, – вздохнул Коршунов (он уже успокоился). – Ты сам все сказал. Значит, Рима мне не видать…

– Потерпи. – Черепанов усмехнулся. – Какие твои годы… я и сам сомневаюсь, удастся ли мне этой зимой побывать в столице.

Тут он как в воду глядел. Не удалось. Ни в Сатурналии,[67]ни в январе, когда в Рим приезжал из карфагена отец Корнелии, с которым Черепанову очень хотелось пообщаться. Не получилось. Служба. Он намеревался взять отпуск в марте – на несколько недель – до начала военной кампании. Но в марте случилось нечто, перевернувшее не только планы Черепанова, но и судьбу всей великой Римской империи…

Tertium nоn datur[68]

«В короткий срок, отцы сенаторы, я провел столько войн, сколько ни один из прежних императоров. Я доставил на римскую землю столько добычи, сколько нельзя было даже надеяться получить. Я привел столько пленных, что на них едва хватило римской земли…»

Из послания императора Гая Юлия Вера Максимина Сенату Рима

«Он был огромен; непросто отыскать равного ему среди известных греческих атлетов или лучших натренированных воинов варварских племен… При его вспыльчивости такая сила наводила на всех страх. Терпеливое и сдержанное управление Максимин заменил по-варварски жесткой автократией, хорошо зная о враждебном к себе отношении, причиной которому было то, что он стал первым императором, поднявшимся до высочайшего положения из самых низов. Максимин был варваром как по происхождению, так и по характеру, унаследовав от своих сородичей грубый и жестокий нрав… Его достижения обеспечили бы ему более высокую репутацию, не будь он слишком безжалостен даже к своим союзникам и подчиненным».

Геродиан, римский историк

Первое марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима[69]. Окрестности города Могонтиака[70]

Группа всадников с вершины холма смотрела на наведенную через реку понтонную переправу.

Один из всадников на добрый локоть возвышался над остальными: Гай Юлий Вер Максимин, командующий западными легионами.

– Он идет сюда со своими сирийскими легионами, – сказал Маний Митрил Скорпион, префект лагерей собравшейся у Могонтиака армии. – С мавританской конницей, осдроенскими лучниками, парфянскими ауксилариями. Мне это не нравится.

– А мне нравится! – заявил Максимин. – Легкая конница, стрелки, пращники – это то, что нам нужно. В германских лесах они нам очень пригодятся.

– Так-то оно так, но ведь у нас есть свои лучники и своя легкая конница, – сказал Гонорий Плавт, три дня назад назначенный praefectus VIII augusta leg.[71]– Александр же оголил восточные границы, забрал даже мавританскую конницу из ливии. Он ведет с собой слишком большое войско. Большее, чем требуется тебе. Я думаю, он намерен сместить тебя с должности командующего и командовать армией сам.

– Глупости, – высокомерно ответил Максимин. – после того как алеманнские племена объединились, есть только один человек, способный их разгромить.

Это я. Неужели ты думаешь, что этот мягкотелый мальчишка рискнет сам выступить против алеманнов?

– Я ничего не думаю, Гай, – сказал плавт. – Я лишь передаю то, о чем говорят в Риме. – И уточнил на всякий случай: – Не на форумах – в палатине. Сенат тебя ненавидит за то, что ты отстраняешь их от командования армией…

– Все назначения утверждены императором! – возразил Максимин.

– Вот это меня тоже настораживает! Слишком легко утверждаются все твои проекты. Это не похоже ни на Александра, ни на его мамашу…

– Не беспокойся, – сказал Максимин. – У меня здесь тоже три легиона. А через месяц подтянутся еще два. И все они преданы мне и только мне! Все знают: из мальчишки никудышный командующий. Только и умеет, что откупаться после глупых потерь![72]Трудно поверить, что это – потомок победоносного Септимия! Воистину измельчали наши августы!

– Вот прекрасный случай поправить положение, – усмехнулся Маний Митрил.

– Нет! – отрезал Максимин. – Я присягнул императору – и присяге не изменю! Я не макрин![73]Хватит об этом. Сейчас я намерен думать только об алеманнах…

Зима девятьсот восемьдесят седьмого – восемьдесят восьмого года от основания Рима. Лагерь XI легиона. Провинция Нижняя Мезия, неподалеку от г. Номы

Эта зима прошла на удивление быстро. Наверное, потому, что работы было – невпроворот. Примипил Гонорий Плавт – в постоянных разъездах и легионом практически не занимался – крутил какие-то неизвестные дела. Черепанов подозревал: не военные, а политические. Его в известность не ставили. Да ему и не до того было: он фактически выполнял обязанности примипила. И большую часть обязанностей легата, который еще в середине декабря укатил в Рим. Дескать, ему как члену сената положено присутствовать при присяге новоизбранных консулов[74]и жертвоприношении. Как будто без него бычков не прирежут или Юпитер обидится. Впрочем, без Метелла даже проще. Но обязанности легата и примипила, плюс свои собственные, плюс организация всей пограничной службы вдоль двухсоткилометрового участка побережья – это сурово. Однако Черепанов справлялся кое-как. С помощью префекта и трибунов. С помощью опытных кентурионов и отлично налаженной службы разведки. За три месяца на его участке границы не было ни одного серьезного инцидента, хотя зима была холодная, Данубий замерз, и западнее, в Паннонии Норике, варвары будто с цепи сорвались. Чуть метель или снегопад – перебирались по льду на римский берег, просачивались между заставами и грабили, грабили, грабили… лазутчики доносили: то ли у них там неурожай был, то ли падеж скота, то ли еще какая напасть. А Максимин со свойственной ему жесткостью еще осенью перекрыл германцам кислород: пресек их торговлю с Империей. Черепанов такой подход одобрял. Варварские купцы – они купцы только до тех пор, пока силу над собой чувствуют. И при малейшем послаблении моментально превращаются в разбойников. Но государственная политика императора Александра была принципиально другой. Не душить волков, а подкармливать. Определенный тактический смысл в этом был. Убытки от варварских налетов намного превышали размеры возможных дотаций. Однако со стратегической точки зрения такой подход был для Империи губителен, поскольку усиливал потенциального противника. И здесь, на германской границе, варварам приходилось платить кровью за каждую горсть сестерциев. Зато на востоке, в Сирии, никто не мешал Александру претворять в жизнь свои собственные планы, поэтому от персов откупились: землями и золотом. Дорого. Пришлось вводить новые налоги, хотя и прежние собрать было нелегко.