Пикассо - Анри Гидель

Бомбардировка Герники, где погибло полторы тысячи человек, в основном гражданских, потрясла мир. Это был зловещий пролог воздушных атак Второй мировой войны.

Пабло, который до сих пор никак не мог решить, как декорировать павильон Испании на Всемирной выставке, теперь знал, что рисовать. Он изобразит это чудовищное событие. Он станет Гойей[87] XX века.

Пабло решил создать огромное панно (7,82 на 3,51 метра). Полотно таких размеров он смог писать в просторной мастерской на улице Гранд-Огюстен. Он начал работу 1 мая и закончил в конце июня. Для этого он исполнил сорок пять подготовительных набросков и эскизов. Дора Маар, осознавая важность происходящего, увековечила это на фотографиях. Снимки стали бесценными документами для искусствоведов.

Герника, наряду с Авиньонскими девицами, — самое знаменитое произведение художника. Она объединила все то, что Пикассо пытался выразить в своих работах в последние десять лет, — ярость, необузданность, жестокость и варварство. Она поднялась гораздо выше конкретных обстоятельств, побудивших художника написать подобную картину, и возвысилась до уровня символа. Она осуждает Зло во всех его ужасных проявлениях.

Но руководство республики с трудом скрывает свое огорчение и растерянность, им хотелось, чтобы картина была более политизирована, чтобы она была ангажирована более конкретно. Они даже утверждают, что эта «картина антисоциальная, нелепая, чуждая здоровой ментальности пролетариата». Они даже хотели убрать ее из испанского павильона, но не решились сделать это, опасаясь навредить своему авторитету. На самом деле Герника гениально выражает тревогу человечества перед надвигающимся, наводящим ужас будущим, что, собственно, вскоре и произошло. В общем, картина Пикассо — исключительно трагическое видение судьбы человечества. Но это было совсем не то, чего хотели заказчики…

Герника в 1937 году привела в замешательство публику и даже тех критиков, которые, не зная последних работ Пикассо, были шокированы его революционным искусством и не смогли оценить его по достоинству.

Несмотря на это, картину будут представлять затем на различных выставках, организуемых в поддержку испанских республиканцев, а после этого перевезут в Нью-Йорк, где она останется в Музее современного искусства. Окончательно ее передадут Испании только в 1981 году, после смерти Франко, — таково было желание самого Пикассо.

Лето 1937 и 1938 годов Пабло проводит с Дорой в Мужене, останавливаясь в отеле «Широкий горизонт». Они проводят время с Элюаром и Нюш, а также Пенроузом и очень красивой американкой, блондинкой Ли Миллер, которая вскоре станет женой Пенроуза. Тридцатилетняя Ли, бывшая манекенщица из Нью-Йорка, стала фотографом. Она дружила с Ман Рэйем, а в пьесе Кокто «Кровь поэта» исполняла роль оживающей статуи.

В Мужене мирно проходила неделя за неделей, купание в море, ласковые солнечные ванны по утрам. Пабло любил бродить по берегу, собирая ракушки, кусочки дерева, странной формы гальку, кости — все то, что шлифовало и выбрасывало море. Он приносил все это в отель. После позднего завтрака в беседке, увитой виноградной лозой, одни отдыхают, другие отправляются знакомиться с живописными уголками побережья. Именно в этот период Пабло открыл Валлорис — тихую деревушку гончаров, дремлющую под солнцем среди холмов, чуть севернее залива Гольф-Жуан. Он обнаружил там несколько действующих мастерских, но большинство печей было погашено. Позже это неприметное местечко будет связано с его судьбой… А в другой раз он попросил Марселя отвезти его в Ниццу, где долго бродил по узким улочкам старого города, они ему напоминали его юность в Барселоне. Часто он предпочитает путешествовать в одиночестве. А Марсель ожидает его в «испано-сюисе». Иногда вместо шофера он брал с собой Сабартеса, надежного, преданного друга, который хранил тайны о похождениях Пабло.

В Ницце он посещал также Матисса, которого ценил больше других современных художников, и единственного, кого считал настоящим соперником.

В Мужене Пабло пишет портреты — Ли Миллер, Нюш, Доры, Воллара… Вероятно, под влиянием Герники он пишет много трагических лиц. Это рыдающие женщины, большинство из них наделены чертами Доры. На следующий год лица женщин на портретах становятся все более взволнованными, потрясенными, искаженными, как, например, в его знаменитом портрете Плачущая женщина. Работая над Герникой, Пабло рисовал с Доры женские лица, залитые слезами. И он продолжает это делать, причем правильные черты лица молодой женщины часто искажает настолько, что они вызывают ужас.

В отличие от Фернанды, которая возмущалась, когда искажали ее лицо, или Ольги, которая откровенно презирала попытки Пабло уродовать женские лица, Дора Маар оказалась наиболее терпеливой. Она видит в подобных «модификациях» лишь пластические эксперименты, на которые, по ее мнению, художник имеет право. Кроме того, она настолько уверена в собственной красоте, что считает себя неуязвимой. А Пикассо неоднократно повторял, что он видит ее не иначе как в слезах. Такая манера изображения Доры вовсе не продиктована его желанием изуродовать ее, а художественной необходимостью, которая подчиняет его себе, ибо, как он говорил не раз, его живопись сильнее его воли.

На самом деле все было несколько сложнее. Пабло довольно быстро понял, что Дора отличается патологической нервозностью, у нее часто бывают приступы гнева, за которыми следуют апатия и слезы…

Постепенно отношения между любовниками все более усложнялись. Много позже Пикассо скажет о «двух телах, опутанных колючей проволокой, разрывающих друг друга на куски». Но зачем тогда оставаться вместе? Что касается Доры, то ее любовь к художнику была настолько сильна, что она даже мысли не допускала, что может покинуть его, какую бы цену ни пришлось за это заплатить… А Пабло? Он восхищался ее красотой и не раз рисовал ее, избегая какой бы то ни было деформации. Он ценил ее интеллектуальные способности, эрудицию, ясность и живость ума. И он скажет позже, проявляя свое врожденное женоненавистничество, что он мог говорить с ней «как с мужчиной» о политике, философии и живописи, так как Дора до того, как стать профессиональным фотографом, занималась живописью. Кроме того, она активно участвовала в его жизни, запечатлела все этапы создания Герники, обсуждала с Пабло ее сюжет, ее темы, ее колорит. Но она была не только артистической музой Пикассо, но и политической. Это она вместе с Полем Элюаром, поклонником Сталина и членом компартии, постоянно подталкивала Пабло встать на сторону республиканцев в Испании. Вместе с Батайем и Бретоном она вошла в состав ультралевой группы «Контратака». Естественно, ничего подобного не могло происходить между Пабло и Марией-Терезой.

Зато Мария-Тереза гораздо больше удовлетворяла Пабло физически: молодая женщина, спокойная, нетребовательная и гораздо менее сложная, чем ее соперница, давала ему успокоение, на что Дора была неспособна. «Ты меня не влечешь», — повторял он ей с жестокой искренностью. Однако, как ни странно, именно эта женщина с обнаженными нервами возбуждала чувства любовника. Он вскоре понял, что провоцируя раздражение Доры, доводя ее до нервного срыва, он испытывает острое наслаждение. Не нужно быть сексологом, чтобы понять относительную банальность подобных отношений. Но такая практика, если и не причиняла особого ущерба достаточно уравновешенному Пабло, наносила непоправимый удар по неустойчивой психике его любовницы. Похоже, художник особенно не задумывался о подобном риске…