Пикассо - Анри Гидель

Руайан, 29 августа 1939 года, семь утра. К городу приближается на большой скорости лимузин Пикассо, хромированный радиатор которого сверкает в первых лучах солнца. В машине — Пабло, Дора Маар, Сабартес и, безусловно, Казбек, растянувшийся у ног хозяина. Они ехали всю ночь. Наконец перед ними открывается безбрежный Атлантический океан. В это раннее утро, сверкающий под солнцем, он кажется таким же спокойным, как озеро. И только вдали несколько парусных лодок бороздят его зеркальную гладь. Этот безмятежный пейзаж позволяет художнику обрести душевное равновесие, успокоиться…

Но почему Руайан?

Потому что Парижу, по мнению Пабло, могла грозить участь Герники. Кроме того, недалеко от Руайана отдыхала Мария-Тереза с Майей на вилле «Жербье-де-Джонк», которых он не видел уже в течение нескольких недель…

Он останавливается с Дорой в отеле «Тигр». Именно здесь 3 сентября он узнает о том, что Великобритания и Франция объявили войну Германии после того, как войска рейха атаковали Польшу.

Как удалось Пабло организовать свою жизнь в Руайане, чтобы общаться с обеими любовницами без особых осложнений? Ситуация напоминала некий водевиль. Доре он сообщил, что снял помещение под мастерскую… на вилле «Жербье-де-Джонк»… Сабартес, конечно, знал обо всем, но он скорее бы умер, чем «открыл рот» по этому поводу.

Но как Пабло ни старался, избежать проблем ему не удалось. Однажды Мария-Тереза увидела его, выходящего из машины с очень красивой брюнеткой, которую он нежно поцеловал, расставаясь…

— Кто это? — спросила она, несколько обеспокоенная.

И Пикассо пришлось, чтобы выпутаться из этой щекотливой ситуации, лихорадочно придумывать какое-то объяснение…

— Это? — спросил он с апломбом, как будто был крайне удивлен подобному вопросу, одновременно стараясь выиграть время. — Она… она… беженка из Испании…

Ответ не был совершенно неправдоподобным, шестнадцать месяцев спустя после поражения республиканцев в Испании. «И все-таки очень странно, — подумала Мария-Тереза, — что он никогда не упоминал о ней». А Дора, в свою очередь, обратила внимание, насколько была удивлена молодая блондинка, увидевшая ее с Пабло…

Несмотря на артистический талант Пабло, обе женщины были сильно встревожены… Как им удастся узнать правду? Неизвестно. Но между ними начнется «скрытая» война.

Этот конфликт любовниц не только не раздражает Пикассо, а, наоборот, развлекает его, так как его персона — «ставка в этой игре». В Руайане ему удается устроить жизнь подобно той, которую он вел в Париже. Помимо двух любовниц и дочери к его услугам был еще верный Сабартес, который приходил к нему по утрам и к концу дня, чтобы совершать ежедневные прогулки. Кафе «Режан» в Руайане, где он каждый вечер слушал коммюнике Генерального штаба, заменяет ему парижские кафе «Дё маго» и «Флора». Не следует забывать и о Казбеке, которому он покупает бараньи головы, и в то же время художник не упускает возможности их зарисовать, настолько они его впечатляют. А в январе он снимает третий этаж виллы «Вуалье», откуда открывается восхитительный вид: море, пляжи, виллы в лучах заходящего солнца. «Как это прекрасно для каждого, кто считает себя художником!» — признается он Сабартесу.

Он совершает несколько поездок в Париж, над которым зимой и весной 1940 года нависла зловещая угроза. Город производит на него тягостное впечатление. «Я работаю, я пишу, но очень скучаю. Мне хочется поскорее вернуться в Руайан», — пишет он Сабартесу.

21 июня, после разгрома французской армии, Гитлер и Петен[88] подписали акт о перемирии. А 23 июня немецкие мотоциклисты, а вслед за ними моторизированный дивизион занимают Руайан.

Какова была реакция Пикассо? Слышал ли он призыв 18 июня? Во всяком случае, он никогда не был ни «голлистом», ни «вишистом», ни сторонником Петена, тем более что Петен был послом Франции во франкистской Испании. Стоит ли говорить о немцах, которые устроили побоище в Гернике, а его творчество считали «искусством вырождения».

В сущности, Пабло хотел остаться испанцем, испанцем до мозга костей, исключительно независимым. «Это не моя война», — говорил он в Париже еще в 1914 году. Эта позиция Пабло сурово осуждалась французскими друзьями, которых шокировало его безразличие к судьбе страны, приютившей его. Изменил ли он свое мнение с тех пор? Похоже, что нет. И даже оккупация врагом небольшого морского курорта не вызвала у него никакого желания написать картину, выражающую протест или скорбь. Напротив, 15 августа 1940 года он пишет жизнерадостное полотно Кафе в Руайане, используя яркие краски, в глубине картины — маяк и голубое безмятежное море. А ведь тогда в кафе значительная часть посетителей была в военной форме…

24 августа Марсель загружает в «испано-сюис» багаж художника, Доры и Сабартеса. Казбек, конечно, с ними. Было решено, что в условиях оккупации все-таки лучше жить в Париже. Конечно, Пикассо мог бы переехать в «свободную зону», например в Лион, где ему не придется видеть немецкие войска, или уехать в Великобританию или Соединенные Штаты, как это сделали многие художники — Кислинг, Макс Эрнст, Липщиц, Леже, Шагал. Но об этом не могло быть и речи. Его выбор исключительно творческий, а не политический. Он абсолютно уверен, что только в Париже, каковы бы ни были обстоятельства, он сможет наиболее эффективно заниматься любимым делом. Другой веский аргумент: он не может даже вообразить, что оставит свои картины. И к тому же у него есть Мария-Тереза, Майя и Дора; он не сможет расстаться с ними…

Вернувшись в Париж, Пабло останавливается сначала на улице ля Боэти. Он спит до полудня, затем звонит Доре. Они обедают в ресторане, а во второй половине дня он работает в мастерской на улице Гранд-Огюстен. По вечерам, как и перед войной, он отправляется с Дорой и Казбеком в кафе «Дё маго» или «Флора». Там он встречается с Элюаром, Дереном и Вламинком. Но многие друзья отсутствуют. Нет Матисса, живущего в Вансе, Марке — в Алжире, Миро — в Испании… Оконные витражи кафе замаскированы мрачной плотной драпировкой. Свет не должен служить ориентиром для британской авиации…

Несмотря на сложности с отоплением, уголь тогда стал большой редкостью, Пабло решает переехать на Гранд-Огюстен. Он не может использовать сейчас ни новое центральное отопление, ни, тем более, огромную голландскую печь, которая теперь лишь украшает мастерскую. Единственное средство обогрева — старая чугунная плита, которая едва ли спасает от холода.

Естественно, Мария-Тереза и Майя не остались в Руайане, а последовали за Пикассо. Пабло снимает для них квартиру на бульваре Генриха IV, так как дом в Трембле занят немцами. Правда, Мария-Тереза нашла другую квартиру, в двух шагах от Гранд-Огюстена, но предусмотрительный Пабло отсоветовал этот вариант… Тем не менее, по-своему очень преданный, он посещает Марию-Терезу и дочь каждое воскресенье и четверг, что позволяет ему уделять внимание Майе в те дни, когда она свободна от занятий в школе.