Приглашение на казнь - Жанна Штиль

Уходила едва ли не бегом. Казалось, что араб догонит её, прирежет своим кривым кинжалом и утянет вглубь катакомб. И никто её никогда здесь не найдёт. Сначала своё дело сделают крысы. Потом уже опознание будет невозможно и никому не нужно.

— Брр! — поёжилась, спеша в свою комнату, где её ждала горячая вода с ароматными травами. Взволнованно шептала: — Чуть не спалилась… Учуял сквозняк? Или её запах? — Приподняла плечо, прижимая к нему подбородок, принюхиваясь. Ничего не поняла.

* * *

Наташа подгребала к себе плавающие на поверхности воды травы, растирая их между ладонями и млея от удовольствия.

— Буду ночевать у Кристофа на сундуке, — буркнула Кэйти, расправляя платье госпожи, внимательно его рассматривая. Грязное. — Мать заняла моё место в каморе, хотя обещала быть с братом.

— Потерпишь… Ты ведь будешь мыться после меня? — поспешила порадовать девчонку.

— Да! — радостно вскрикнула та. — Так я сбегаю за чистым одеянием!

Не дождавшись разрешения, хлопнула дверью. Она, качнувшись, отошла, образуя щель.

Девушка вздохнула, прикрывая глаза. Из комнаты потянуло прохладой. Свеча чадила. Надо сделать на пробу несколько восковых свечей. Поправила свисающий балдахин, отгораживаясь от входа.

Всё же она везучая. Узнать о планах графинь! Предупреждён — значит вооружён. Если бы Наташа не знала итальянского языка — подслушивание оказалось бы бесполезным. Гостьи между собой общались на родном языке. Мамочка, спасибо за науку! Граф не преминул бы сказать, что пфальцграфиня знает язык гостей. Они были бы осторожнее.

Значит, завтра… К ночи готовится диверсия… В течение дня будет артобстрел избранного объекта вожделения. Луиджу нарядят, как куклу. И благоухать она будет пуще райского сада. Его сиятельство обкурят и опоят. Сзади за ним всё время ходить не будешь и выбивать кубки из рук или запрещать пить — не дело. Погрузилась в раздумья. Поговорить с ним? А что сказать? Что подсматривала и подслушивала? Догадки и предположения мужчина слушать не станет. Выглядеть будет как наговор ревнивицы и склочницы.

Балдахин качнулся. Сквозняк принёс запах благовоний.

Наташа открыла глаза, прислушиваясь. Показалось, что в комнате кто-то ходит. Замерла, сжав до боли в пальцах край бадьи. Отвернув балдахин, до рези в глазах всматривалась в тёмную щель дверного проёма.

Она знала странность своего поведения — так говорила мама, — ни при каких обстоятельствах никогда не кричала, предпочитая зажать рот ладонью, затаиться и остаться незамеченной. Могла тихо выругаться, вздрогнуть, просто упасть в обморок. Всё. Ни истеричного крика, от которого лопаются перепонки, ни бесполезных метаний.

Девушка, закрыв глаза, ушла под воду, захлёбываясь. Вынырнула, отчаянно цепляясь за края банной ёмкости. Господи, её могут убить… Подстроят несчастный случай. Проще некуда. И не надо будет никого одурманивать и опаивать. Погорюет её любимый и возьмёт в жёны Луиджу. Цветные картинки образов счастливых молодожёнов пролетели стаей перелётных птиц. Будут жить молодые счастливо и умрут в один день.

От хлопнувшей двери, сердце подпрыгнуло.

— Я забежала к Кристофу, — Кэйти кинула свёрнутую одежду на скамью. — У него лекарь снова рану рассматривает.

Наташа вздохнула. Она так и не поговорила с Ланзо. Не до этого было. Чувство безнадёжности затопило. Бороться за мужчину? Почему не наоборот? Почему ничего не изменилось? Женщины изводят друг друга за место в их постели, завоёвывая для себя сытую спокойную жизнь. Любовь? Она есть. Только не всем суждено её познать. Ладно, посмотрим. Умирать, так с музыкой. Пфальцграфиня решительно поднялась, кивнув служанке, чтобы та помогла ей вымыться.

«Вьющиеся волосы, говоришь?» — с остервенением шептала леди, нарезая длинные ленты из полотенца.

Несмотря на то, что уже перевалило за полночь, спать совершенно не хотелось. Злая решимость взвинтила нервы до предела. Скручивая пряди почти сухих волос в жгутики и скручивая их у основания, подвязывала «лентами». Сколько она накрутила «рожек» на своей голове, не считала. Много. Ночь, конечно, выдастся «рябиновая», но это того стоит. Она представила, как будет выглядеть утром за завтраком. Удовлетворённо провела ладонью по ершистой голове. Косметический карандаш и розовая помада будут в помощь. Послала себе воздушный поцелуй в мутное отражение зерцала и упала в приветливые объятия постели.

— А что это… А как это вы… — Кэйти, открыв рот от удивления, часто моргала, не в силах понять, что произошло с госпожой за одну ночь. — Разве так бывает?

— И не такое бывает, — выдала довольная леди, вертясь перед треногой с отшлифованным серебром в раме.

Наташа к её приходу убрала «ленты» под матрас и расхаживала по комнате, планируя начинающийся день, потряхивая спиральками завитых волос. Потом она разберёт их на пряди, и часть закрепит крабом.

Заснув под утро, девушка сейчас не чувствовала себя разбитой. Боевое настроение и вера в то, что всё получится, как она задумала, придавали сил.

— Кэйти, спустись к швеям и принеси всё, что они успели пошить.

Её интересовало платье из тяжёлой мягкой шерсти изумрудного цвета. После увиденных нарядов итальянок, она незамедлительно спустилась в швейную мастерскую и попросила портниху начать шитьё именно с зелёного платья по изменённому фасону. Пусть она не успеет нашить приготовленную золотистую тесьму, но взамен можно надеть ожерелье, которое ей подарил граф за излечение сына.

Достав из тайника украшение, убедилась: да, жемчуг золотого цвета как нельзя лучше подойдёт к закрытому платью и её волосам.

* * *

Его сиятельство стоял у окна в компании брата, опираясь на трость. Рано он отказался от неё. После бессонной ночи нога болезненно ныла. С рукой дела обстояли лучше. Лекарь графини оказался истинным чародеем. Рана заживала быстро, практически не беспокоя.

Отсутствие Юфрозины с сыном, священника и госпожи Вэлэри, не мешали ему рассматривать прелестное голубоглазое создание. Его взор то и дело возвращался к присевшим у камина гостьям. Не понимая, почему раньше не замечал такую красоту, он улыбнулся смутившейся Луидже. Да, причёска… Очень ей идёт. И цвет синего платья как нельзя лучше оттеняет голубизну больших выразительных очей.

— Что я тебе говогила, — Мисулла, прикрыв нижнюю часть лица веером, кивнула дочери. — Улыбайся и опускай глаза, как я тебя учила. Было бы неплохо научиться кгаснеть.

— Мама, а что будет, когда действие питья пройдёт? Он снова забудет о моём существовании.

— Мы ему ещё нальём, — веер задвигался энергичнее. Поправилась: — Сам себе нальёт… А потом и не надо будет. Никуда не денется. — Она подарила заученную до автоматизма обворожительную улыбку хозяину замка, подвигая большую резную шкатулку и заглядывая в неё:

— О-о!

— А не важно, что господин барон пьёт из того же кувшина?