Одиночество в сети. Возвращение к началу - Януш Вишневский

на доске, что, оказывается, Кристиана работает здесь, а этот молодой человек с ресепшена перепутал ее с кем-то, вот и вышло недоразумение. Она хотела бежать, но…

– Но тут появились вы. Простите, пожалуйста, что все так вышло…

Женщина внимательно слушала, не перебивая, а когда Надя замолчала, сказала:

– Да, это правда. Только он так называл меня. Не представляю себе, чтобы я позволила это какому-то другому мужчине. Да, он работал у нас. Я была тогда ассистенткой в секретариате. Тогда был один секретариат на всех, вот и ему я тоже помогала. Он преподавал у нас несколько лет. Студенты его любили.

Женщина умолкла и минуту листала страницы книги, вылавливая взглядом свое имя.

– Ради него я польский стала учить, – сказала она тихо и улыбнулась. – К сожалению, сейчас уже все забыла. Но бигос приготовить сумею. Почему вы его ищете? Это ваш отец? – спросила она, внимательно ее разглядывая. – Впрочем, нет, вы ни капельки на него не похожи…

– Нет! Нет, конечно. Просто я книгу прочитала и…

Кристиана прервала ее, сфотографировала обложку, потом взяла книгу в руки и стала внимательно рассматривать.

– Жаль. Он просто обязан иметь дочерей. Было такое время, что моей самой большой мечтой было родить ему именно дочь, – застенчиво сказала она. – Я не знаю, что произошло, но однажды, вернувшись из Польши, он в одночасье покинул офис и уехал. Мы искали его по всему миру. Наша бухгалтерия нашла его. Должна была выплатить ему задолженность перед ним по зарплате. От бухгалтеров никто не скроется. Отловила его в Австралии. В университете в Кэрнсе. Лучше, если вы сами ему напишете. Вот его теперешний адрес, во всяком случае с него он присылает мне каждый год пожелания на Женский день. Я его благодарю, но он не отвечает. Послания от него получаю только восьмого марта, каждый год. И каждый раз новое, в смысле другое. Не удивлюсь, что он так запрограммировал. Он был лучшим программистом среди генетиков. Многими из его разработок мы пользуемся до сих пор.

Она посмотрела в телефоне. Потом достала лист из папки, оторвала клочок, что-то написала и, вручая ей бумажку, сказала:

– Это его данные и адрес, с которого был получен последний мейл, восьмого марта в этом году. Вы немка или просто так хорошо знаете немецкий? – спросила она вдруг.

– Я полька.

– Я так и подумала. Только полька стала бы искать после двадцати лет героя какого-то романа, чтобы узнать, действительно ли он существовал, – сказала она, улыбаясь. – Эта книга была издана на немецком?

– Я не уверена, но думаю, что нет, – ответила Надя.

– Не страшно. Я закажу перевод. Кстати, жаль, что это не ваше резюме… – сказала она, вставая с кресла. Крепко пожала ей руку и исчезла.

Надя подошла к стойке ресепшена. Мальчик быстро вынул наушники из ушей и любезно спросил:

– Чем я могу вам помочь?

– Вы мне и так уже очень помогли. Вы даже не представляете как, – ответила она. – Но осталась еще одна мелочь: в какой аудитории будет лекция о CRISPR? – спросила она.

– В актовом зале. По коридору до конца и у кафетерия налево.

Еще было время. Она села в углу небольшого кафе, заказала шарлотку и кофе. Подошла к стойке с газетами, улыбнулась, заметив польскую «Газету Выборчу» рядом с российской «Комсомольской правдой». Она вспомнила их совместный вечер в филармонии. Рахманинов, российский оркестр, украинский дирижер, чернокожая солистка у рояля. Во время антракта журналистка из России попросила у нее интервью как раз для «Комсомольской правды». Прекрасный, незабываемый вечер. Она не могла дождаться, когда они с Якубом вернутся на чердак, а потом, когда они занимались любовью, он попросил ее шептать по-русски…

Она взяла газету, пробежала ее глазами и с удивлением констатировала, что бывший пропагандистский листок стал обычным таблоидом.

– Я часто жалею, что не учил русский в свое время… – услышала она голос Лукаша. – Однако могу сказать тебе на этом языке, что ты отлично выглядишь.

Она улыбнулась, взглянула на часы: скоро четыре.

– Не пора ли идти? Или здесь такая же вольница, как в университете, льготная «академическая четверть часа»? – спросила она.

– В актовом зале уже много людей, но я не представляю себе, чтобы все началось вовремя. Можешь спокойно доесть шарлотку.

Она вытащила блюдечко из-под чашки, отрезала кусок шарлотки и спихнула его на эту импровизированную тарелку.

– Попробуй. Немцы делают очень хорошие шарлотки.

Лекция действительно началась с задержкой. Атмосфера чем-то напоминала ту, что была во время выступления Якуба на презентации TED. На мгновение погас свет, потом зажглись прожектора, появилась молодая девушка и громко объявила докладчика. На время аплодисментов снова стало темно.

Через некоторое время точечный прожектор выхватил центр сцены. За длинным столом, уставленным пробирками, шприцами и мензурками, стоял молодой человек в джинсах и серой футболке с принтом в виде двух вытянутых – как для стрельбы из лука – рук. Его отливавшая в фиолетовый пышная шевелюра, хоть и производила впечатление растрепанной, была художественно несимметрично подстрижена. Края обеих ушных раковин украшал ряд миниатюрных сережек. Опираясь руками о столешницу, он слегка наклонился над лабораторным богатством, как хипстерский диджей над своей техникой, готовый приступить к микшированию.

– Люди имеют право модифицировать свои тела с помощью пластических операций, люди имеют право украшать свои тела с помощью татуировок, прокалывать уши, пупки, соски, половые губы. Люди имеют на все это полное право, потому что это их тело. Но наряду с этими частями тела есть и другие, например, мои гены – это тоже часть моего тела.

В актовом зале раздались аплодисменты. Она повернула голову. Зал был полон, что называется, под завязку. Часть людей сидела на ступеньках по обе стороны зала.

– Я биохакер, – продолжал он, – и первый человек, который модифицировал свои гены с помощью CRISPR. Свое тело, свои гены! – крикнул он.

Когда после очередных аплодисментов наступила тишина, он вышел из-за стола и, прогуливаясь по сцене, начал научную часть своей лекции. Он проиллюстрировал ее прекрасными графиками. Раскрыл таинственную аббревиатуру CRISPR, сообщив, что делает это только из научного долга. Когда он в первый раз прочитал, что CRISPR – это «сгруппированные, регулярно распределенные, короткие, повторяющиеся палиндромные последовательности», его охватило отчаяние, что он полный профан. Ученые, как он сказал, всегда дают простым вещам невероятно сложные названия, чтобы пышно распустить хвост и обрести чувство принадлежности к касте избранных.

– Когда-нибудь мы найдем ген, отвечающий за желание покрасоваться, и вырежем его у исследователей, – пошутил он, позабавив аудиторию. Всем этим CRISPR, – говорил он, – человечество обязано бактериям. Ученые давно выяснили, что есть такие бактерии, которые, будучи атакованы вирусом, могут самостоятельно