Кровь и золото - Энн Райс

Оставшись в одиночестве, я крепко задумался.

Казалось невероятным, что я обустроил себе подобное жилье,не встретив ни одной преграды. До рассвета оставалось несколько часов: я моготдохнуть на кровати или почитать новые книги, прежде чем совершить короткийпереход к другому дому в пределах города, где в обитой золотом комнате стоялсаркофаг, служивший мне убежищем в дневное время.

Но вместо этого я предпочел выйти в большой зал, отданныйпод мастерскую, и нашел там готовые пигменты и прочие материалы, а среди них –несколько деревянных панелей, обработанных учениками в соответствии с моими указаниями.

Несложно было смешать темперу, и вскоре в моем распоряжениибыло множество самых разнообразных красок. Поглядывая в зеркало, которое принесс собой, я быстрыми и точными штрихами, не отвлекаясь на исправления, написалавтопортрет.

Закончив, я отступил на шаг и заглянул в собственные глаза.На меня смотрел не тот человек, что давным-давно погиб в северном лесу, не тотобезумевший вампир, что вывез из Египта Мать и Отца, не тот изголодавшийсяскиталец, что беззвучно скользил сквозь время на протяжении тысячи лет... Нет,на меня смотрел дерзкий и гордый бессмертный, вампир, потребовавший наконец отмира место для себя, сбившееся с пути существо, обладающее невероятной мощью инастаивающее на том, чтобы стать частью жизни людей, к числу которых он и сампринадлежал когда-то.

По прошествии месяцев я обнаружил, что мой план приноситсвои плоды. Фактически я добился прекрасных результатов!

Новая одежда – бархатные туники, чулки, великолепные плащи,подбитые редкими мехами, – стала моей страстью.

;Я был одержим зеркалами и мог беспрестанно разглядыватьсвое отражение. Я очень внимательно и аккуратно накладывал на лицо мази.

Каждый вечер после захода солнца я поднимался и приходил впалаццо. Мои дети радостно приветствовали меня, а я, отпустив преподавателей инаставников, занимал свое место во главе накрытого стола, где мальчики подаккомпанемент музыки наслаждались обильной пищей, достойной принцев.

Потом я мягко расспрашивал всех учеников, что они успелиизучить за день. Наши разговоры были долгими, сложными и полными удивительныхоткрытий. Я с легкостью определял, кто из учителей достигает успеха, а кто недобивается желаемого эффекта.

Что касается мальчиков, я быстро понял, кто из них обладаетнастоящим талантом, кого стоит отправить в университет Падуи, а кого обучитьмастерству ювелира или художника. Неудачников среди них не было.

Понимаешь, я задумал необыкновенное предприятие. Повторюсь:я отбирал мальчиков с помощью Мысленного дара, и то, что я успел дать им за этимесяцы, впоследствии перетекшие в годы, без моего вмешательства они никогда быне получили.

Для них я стал волшебником, помогавшим добиться того, о чемони и не мечтали.

Вне всякого сомнения, успех моего начинания принес мненесравненное удовлетворение, ибо я стал учителем этих детей, тем самымучителем, которым хотел стать для Авикуса и Зенобии. Все это время я вспоминалпро обоих. Я не мог перестать думать о них, о том, что с ними сталось.

Живы ли они?

Я не знал.

Но я понял про себя одну вещь: я любил и Зенобию, и Авикуса,потому что они позволили мне стать их учителем. И ссорился с Пандорой, потомучто она отказывалась. Она была слишком хорошо образована и умна, чтобыдовольствоваться меньшим, чем роль яростного красноречивого оппонента-философа,а я, глупец, оставил ее.

Но самопознание не помогло мне перестать тосковать поутраченным Зенобии и Авикусу и размышлять, по какому пути они решили пойти.Красота Зенобии задела во мне более глубокую ноту, чем привлекательностьАвикуса, и я не мог отделаться от простого воспоминания о мягкости ее волос.

Иногда, оставаясь один в спальне, сидя у стола и глядя наколыхающиеся на ветру занавеси, я представлял себе волосы Зенобии. Я вспоминал,как они упали в Константинополе на мозаичный пол, когда она согласиласьобрезать их, чтобы притвориться мальчишкой и выйти на улицу. Мне хотелосьвернуться на тысячу лет назад и набрать полные ладони этих волос.

Свои же собственные волосы я теперь мог носить длинными –это соответствовало моде. Мне нравилось приводить их в порядок и, пока небо ещегорело фиолетовым огнем, выходить на площадь, сознавая, что люди смотрят наменя и гадают, кто я такой.

Что касается живописи, то я продолжал рисовать на деревянныхпанелях, оставаясь в мастерской в обществе горстки подмастерьев, отрезанный отостального мира. Я с успехом создал несколько религиозных картин – на всехизображались Дева Мария и архангел Гавриил, потому что мне импонировала темаБлаговещения, – и удивился тому, как хорошо мне удалось подделаться подстиль эпохи.

И тогда я решился на предприятие, для выполнения которогопонадобились весь мой сверхъестественный талант и изобретательность.

Постараюсь объяснить, о каком предприятии речь: во Флоренциив одном из палаццо, принадлежавших Медичи, имелась часовня, и на стенах тойчасовни красовалась огромная фреска, написанная художником Гоццоли на темушествия волхвов – трех мудрецов из Священного Писания, что принесли младенцуХристу щедрые дары.

То была великолепная роспись, изобилующая тщательновоссозданными мелкими деталями. Она получилась донельзя мирской: волхвы былиодеты как богатые флорентинцы, за ними следовали толпы наряженных в похожееплатье светских особ и духовных лиц; так что картина воспевала как младенцаХриста, так и современную эпоху.

Фреска занимала стены небольшой часовни и нишу, гдерасполагался алтарь.

Моему увлечению было множество причин. Я не был влюблен вГоццоли, как в Боттичелли, но глубоко восхищался им, и детали его картиныпроизводили самое фантастическое впечатление.

И дело не только в процессии, которая казалась бесконечной,но и в изумительном пейзаже на заднем плане: там были и города, и горы, иохотники, и бегущие звери, и прекрасно выписанные замки, и нежные кроныдеревьев.

Поэтому я выбрал один из самых больших залов своего палаццои решился воспроизвести эту фреску в одной плоскости. Для осуществлениязадуманного мне пришлось бы часто посещать Флоренцию, запоминать картинучастями и возвращаться в Венецию, чтобы воссоздать ее со своимсверхъестественным талантом.

Мне удалось в значительной степени справиться с поставленнойзадачей.

Я «украл» «Шествие волхвов» – прославленное изображениепроцессии, имевшей огромное значение для христиан, в частности дляфлорентинцев, и перенес его яркими живыми красками на стену моего дворца.