Придворные отморозки - Александр Тамоников

— Ничего, Егор, — Вика положила руку на его широкое плечо. От ее прикосновения словно ток пробил все тело Астафьева, что не осталось не замеченным для женщины. — Ничего, ты только говори! Пусть это будут последние слова в моей жизни, которых я ждала, но никогда не слышала!

— Вот тогда я и решил, — продолжил Егор, — что моя жизнь? Она позади. Все одно подыхать! А не тряхнуть ли стариной напоследок? И… я просто не мог допустить того, чтобы ты находилась у бандитов. Я пошел за тобой! Мне не нужна жизнь Сулейманова или кого-то другого, мне не нужны деньги, хотя у отчима твоего я взял сто тысяч долларов, но это плата за то унижение, которому он подверг меня, хотя ему я объяснил все по-другому, но неважно! Итак, деньги мне не нужны, мне нужно одно-единственное: чтобы ты, Вика, обрела свободу. А там и счастье! Но не с подонком Хованским, который продал тебя, как вещь, и за это он еще ответит, и не в том крысятнике, в котором ты воспитывалась. А с настоящим, надежным человеком, в спокойной семейной обстановке, в нормальной человеческой жизни! Вот почему я здесь!

— Ты напоминаешь мне «рыцаря печального образа».

— Кто-то, сейчас не помню, уже называл меня так. Но Дон Кихот воевал с ветряными мельницами, мне же противостоял враг реальный, жестокий, беспощадный!

— Но что, Егор, ты мог сделать один? Один против этой вооруженной банды?

— Многое, Вика, из арсенала того, к чему в свое время был подготовлен. Если бы не очередное предательство этой мрази Хованского. Он сообщил чеченам и обо мне.

— Опять Эдуард?

— Да, опять Эдуард Геннадьевич Хованский вкупе с таким же мерзавцем, как Карельский. Они ради захвата фирмы твоего отчима готовы были продать всех, что, в принципе, и сделали. Но они и сами приговорены. Чеченцы используют их и выбросят на свалку в виде обезображенных трупов. Со временем и за ненадобностью! И главарем этой банды движет не только месть, но и неистребимая жажда денег и власти, которую он сможет утолить при помощи ювелирного салона.

— Да черт с ним, с салоном! Черт с ними, с Хованским и Карельским, они далеко. Но тебя-то завтра зверски убьют?!

— Я знал, на что шел, Вика! Надо уметь и проигрывать, — и, нагнувшись к ней к уху, прошептал: — Да и игра еще далеко не закончена. Но ты продолжай в том же духе!

— Я не допущу этого, — голос женщины приобрел металлические нотки, — я буду настаивать!

— Не будем об этом, Вика, я благодарен тебе, но не надо ни во что вмешиваться! Моя жизнь — это моя жизнь, а вот ты живи! Делай так, как скажет Хозяин, и спасешь свою жизнь. Ведь ты же не родная дочь Вишнякова-Жилина? Тебе по законам кровной мести, принятой здесь, не должна угрожать смерть, ибо ты не относишься к роду, подлежащему уничтожению. И Хозяин это понимает. Как понимают и его люди. Ты выполнишь обязательства перед ним, и по законам гор он должен отпустить тебя! Иначе его авторитету будет нанесен немалый урон! А я завтра напомню ему об этом!

Лежащие на кошме Сулема, Беслан и Палач, слушая через «жучки», установленные в подвале, разговор между Егором и Викой, переглянулись. Неожиданно Беслан сказал:

— А этот русский прав, Хозяин! Ты обязан уничтожить весь род Вишнякова или Жилина, своего «кровника», но эта женщина по рождению к нему не принадлежит.

— Кроме кровной мести, Беслан, еще есть и интерес в бизнесе, который скоро перейдет под наш контроль. И этот интерес не допускает того, чтобы законная жена Хованского осталась жить! Рано ли, поздно, не убей мы ее сейчас, она может создать нам большие проблемы, от которых все мы окажемся в могиле. Может, ты, Беслан, хочешь умереть вместо нее? Или ты, Палач? Лично я нет! Ей суждено умереть, и она умрет, как в свое время, здесь совершенно прав Астафьев, уйдут в небытие и Карельский с Хованским. А до них Жилин с Рудаковым!

— Что же, ты, наверное, как всегда, прав, Хозяин!

— Хорошо, что вы, мои ближайшие друзья, братья, понимаете это!

Неожиданно в разговор вступил обычно всегда молчавший Палач:

— А этот «профи» действительно пришел один?

— Получается, что так! — пробормотал Хоза Сулейманов. — Тем хуже для него!

— Нам бы таких бойцов, — продолжил свою мысль Палач.

Сулема взглянул на него:

— Может, ты считаешь, что мне стоит сделать ему предложение, попросить его о такой услуге?

Палач не обратил внимания на сарказм Хозяина и продолжал:

— Он, судя по всему, влюблен в эту Вику. Если ее держать при себе, то и его можно привязать к нам. Заставив выполнять сложные, требующие особой профессиональной подготовки, задания!

— А что, Сулема, — оживился Беслан, — это мысль, и мысль дельная. Оборудовать им уютное охраняемое гнездышко и заставить Астафьева работать!

— Не пройдет, братья, этот маневр, задумка Палача очень заманчива. Но этот «профи» найдет способ, как выйти из-под контроля. Да еще следом устроит нам шухер, от которого нам потом не оправиться! Нет! Таких, как он, надо уничтожать! Ладно! Будем и дальше слушать их воркотню или пойдем шашлык организуем? Беслан, посади связиста, пусть он слушает, мне, честно говоря, надоел этот высокопарный гнилой базар!

— Хоп, Хозяин! Пойдем барашка выбирать, а оператора за пульт я посажу по пути!

Егор с Викой разговаривали до самой ночи. Он вспоминал случаи из своей богатой приключениями боевой жизни, она рассказывала о себе. И с каждой минутой, находясь вместе, они все больше становились ближе друг другу. Уже далеко за полночь, укрывшись куцыми одеялами, что заставило их обнять друг друга, Егор с Викой наконец уснули. Утром их ждало суровое испытание!

В 6.40 Буша вызвал командир.

— Слушаю, — тихо ответил старший лейтенант.

— Связаться с Астафьевым и передать ему оружие нет никакой возможности?

— Точно не знаю.

— Как это понять?

— Есть на крыше здания, где они с женщиной находятся, трещина. Но вот сквозная или нет, отсюда не определишь!

— А чтобы проверить, надо снимать пулеметный пост! У тебя «АН-94», без глушителя! Тихо, значит, не получится!

— Сниму тихо, если надо!

— Снимай к чертовой матери! Пробивай трещину, связывайся с Егором. Передай, чтобы не покидал здания, когда мы начнем общий штурм. Тех, кто приблизится к ним, вали!

— Все понял, начинаю акцию!

Галкин в 6.50 передал сигнал Краснову о начале выхода на исходный рубеж, с бесшумным снятием постов караула на обеих тропах.

Буш вышел из-за куста, подобрал место для прыжка на крышу крайнего дома, собрался и рванулся вперед, держа в руке штык.

Он буквально за доли секунды пролетел по крышам и оказался у огневой точки. Боевики успели только повернуть головы, как нож Турчина первым взмахом рассек горло одному и вонзился клинком в сердце другому. Своим телом офицер подмял их под себя, стараясь не испачкаться в крови. Дождавшись, пока тела перестанут биться в судорогах, он снял с головы одного «афганку», напялил на себя, оттолкнул трупы в сторону. Кругом — тишина, никого и ничего! Он передал в эфир: