Город Солнца. Глаза смерти - Евгений Рудашевский

Но это мелочи. Единственным серьёзным проколом стало то, что Кристины не оказалось в хостеле в тот самый вечер, когда Максим поругался с Димой. И ведь ей достаточно было сказать, что она задержалась в библиотеке, отправилась гулять с друзьями – любая банальность прозвучала бы достоверно. Но Кристина, уверенная, что Максим звонит из Клушино, солгала.

Сейчас было легко говорить о таких ошибках и подмечать другие шероховатости, на самом же деле Кристине удавалось без труда прикрывать их. Порой ей было достаточно улыбнуться, чтобы все сомнения ушли. Она знала своё дело. Вот только в итоге ничего не добилась. А после их последнего разговора в клушинском лесу полностью вышла из игры. Сегодня Артур с Алиной подтвердили это. Теперь и Абрамцев мог вернуться к нормальной жизни. Он свою роль отыграл. Больше не было смысла запугивать маму. Кристина, а значит, и Скоробогатов, кажется, поверили, что Максим в своих поисках упёрся в тупик – в бессмысленный перечень названий, подсвеченных на глобусе.

Что бы там ни спрятал отец, Максим теперь знал, где это искать. Мог бы просто передать информацию Кристине и успокоиться, но не стал этого делать. Что, если они ничего не найдут? Что, если воспользоваться указаниями, оставленными на глобусе, сможет только сам Максим? Ведь с зашифрованным письмом, с маской, да и с глобусом из людей Скоробогатова никто бы не справился. И отец рассчитывал на это. А если они ничего не найдут, то как потом Максим докажет, что у них с мамой больше ничего нет? Что помешает Скоробогатову опять прийти к выводу, что мама прикрывает отца?

В этой игре действовала презумпция виновности. И Максиму эта игра не нравилась. Однако он не мог её изменить, поэтому решил играть по правилам. Хотел лично убедиться, что Скоробогатов получит желаемое. Затем забыть его. Забыть отца и всё, что их когда-либо связывало.

– Забыть, – прошептал Максим и приподнял козырёк кепки.

Обнаружил, что посадка на его рейс уже объявлена. Разблокировал телефон. Отправил заготовленные письма Шмелёвым и маме. Затем неспешно встал и, оглядевшись, направился к стойке пятьдесят седьмого выхода.

Москва – Катар. Катар – Дели.

Дальше – поездом до Пондичерри, откуда останется взять такси до места, указанного отцом. Так будет дешевле всего.

Светодиоды на глобусе указали девять названий. Простая задачка, которую Дима решил бы за несколько минут, если бы вспомнил всё, что ему рассказывал Максим, и если б не настраивал себя на сложное, многоступенчатое решение.

Это был акростих. Первые буквы выделенных слов складывались во вполне понятное и очевидное указание, требовалось лишь поставить их в правильном порядке:

Получился «Auroville». То есть Ауровиль. Индийский городок, в котором прежде работало представительство «Изиды». Городок, о существовании которого Максим впервые услышал от мамы, когда расспрашивал её о фотографии, лежавшей в одной стопке с зашифрованными письмами отца.

Максим не знал, что именно там найдёт. Очередные загадки, ещё одно краденое полотно, архив Скоробогатова? Нечто такое, что объяснит путаницу в датах «Особняка» и суть символа, обнаруженного на скрытой картине Берга? Или даже суть изображённого им таинственного города? Быть может, найдёт самогó Шустова – живого и ждущего, когда сын его отыщет?

«В глазах смерти увидишь мою жизнь…» Если бы только у Максима была такая возможность, он бы в эти глаза никогда не заглядывал. Не хотел знать о жизни отца. Догадывался, что ничего приятного в ней не увидит. Об истории, в которую его втянула маска Ямараджи, уж точно не стали бы писать ни «Эквариан Тайм», ни «Бон нувель».

Максим не знал, что делать, когда доберётся до Ауровиля, – где искать следы отца, как разобраться с его тайнами. И всё же был уверен, что поступает правильно. Для начала решил найти дерево с воздушными корнями, под которым двадцать лет назад сфотографировались ещё молодые, счастливые родители с их общим другом Сальниковым. «Найду дерево, а дальше будет видно», – успокаивал себя Максим, не желая заглядывать слишком далеко вперёд.

В поездку взял сменное бельё, пару футболок, зубную щётку и пасту, старенький ридер «Оникс», копию ауровильской фотографии и подставку от глобуса – не знал, как именно её использовать, но не забывал расшифрованные слова «оковы станут ключом». Всё это легко уместилось в однолямочный брезентовый рюкзак, и Максим летел без багажа, с ручной кладью. Не хотел обременять себя лишними вещами и, собственно, не представлял, что именно пригодится в Индии. Это было его первое путешествие, и отправиться в него хотелось налегке.

Оказавшись в переполненном самолёте, Максим без труда отыскал своё место. Седьмой ряд, у прохода. Даже толком не посмотрел на соседей. Пристегнул ремень безопасности задолго до того, как об этом попросила стюардесса. Мог наконец расслабиться.

Прикрыл глаза. Прислушался к успокаивающему шуму мотора.

Вновь и вновь возвращался к уже принятому решению, устало доказывал себе его неизбежность, вспоминал неожиданное возвращение Абрамцева и не замечал, что за ним наблюдают.

Позади, у аварийного выхода, сидел мужчина в синем твидовом костюме. При его медвежьем, будто раздутом теле сидеть на другом месте было бы неудобно. Узкий лоб, короткие чёрные волосы. Рваный шрам на правой щеке. И чёрная, как уголь, густая борода.

Мужчина не сводил с Максима глаз. Опасался, что он в последний момент бросится к дверям ещё открытого телескопического трапа. Однако Максим в рассеянной задумчивости не обращал внимания на чернобородого незнакомца и не собирался никуда убегать.

Его приключения только начинались.