Вырванное сердце - Алексей Сухаренко

– Это касается Лошадкиной, – уклончиво бросил Андрей.

– Идём, – моментально согласился Грачёв, пропустив мимо ушей, как влюблённый в его жену мужчина назвал Светлану.

Нужняк решил привлечь Грачёва исключительно из прагматических соображений. Поскольку для спасения Лошадкиной, по его мнению, могла понадобиться машина, а также связи бывшего полицейского, чтобы, например, вывезти беглянку из опасного места, где её активно будут искать, в какую-нибудь сельскую глушь. Кроме того, Андрей опасался, что в результате побега полиция узнает про организаторов и Соснов будет арестован. А следом, значит, и он. Таким образом, он сам уже не сможет помочь Марии. Поэтому он и решил посвятить Грачёва, надеясь, что его бескорыстный подвиг любимая женщина оценит гораздо позже. Может, и через несколько лет, когда он выйдет после отбытия срока…

Пока они шли к винному магазину, где раньше работала Мона Лиза, Андрей, оглядываясь по сторонам, рассказал бывшему полицейскому, как устроил своей любимой женщине побег из следственного изолятора, во многом приукрасив свою роль в этом действе. Егор пару раз переспросил его про разговор с адвокатом и уточнил, когда состоялся суд, на котором была изменена мера пресечения для продавщицы винно-водочного магазина. Всё совпадало. И Её появление у него вчера ночью, и начавшаяся суматоха в СИЗО. Бывший оперативник хорошо знал ранее судимого Соснова по кличке Соска, как, впрочем, и продавщицу винного, которая в открытую занималась скупкой краденого в районе. Скупала она всё за бесценок у местной пьяни, а чаще просто обменивала украденное на спиртное.

«Никчемная парочка, а вон как вышло! Сослужили такую службу, сами того не понимая. И Нужняк хорош! Что значит пить бросил! Как всё замечательно сложилось! Спасибо Господу. Без Его помощи здесь не обошлось. Теперь бы побыстрее выйти на Неё. Найти её раньше полиции!»

Они подошли к винно-водочному магазину, но Егору уже было не до пива. После таких новостей адреналин лучше любого алкоголя привёл его в идеальное состояние. Теперь ему нужны были светлая голова и незамутнённое сознание. Ведь предстояло прятать преступницу, совершившую побег из-под стражи. Он остался снаружи магазина и закурил сигарету, проверяя на всякий случай, нет ли за ними слежки. Андрей нырнул за тортом, но меньше чем через минуту вылетел оттуда, бледный как полотно. Он явно находился в шоке. Ничего не мог сказать, словно в горле был ком, и только тыкал пальцем внутрь магазина. Наверное, так ведут себя люди, увидевшие привидения.

– Она… – наконец проглотив стоящий в горле ком, вырвалось у него из гортани, – она там, в магазине.

Он выглядел таким разочарованным, словно потерял самое ценное в жизни. В его глазах появились слёзы, и он, всхлипнув, стал плакать, шмыгая носом и пряча глаза от Егора. Не желая ждать от него пояснений такому неадекватному поведению, Егор вошёл в магазин и, оглядев торговый зал и посетителей, не встретил ничего необычного. Он уже собирался снова выйти на улицу как услышал своеобразный, шепелявый женский голос, раздававшийся со стороны винного отдела. Оглянувшись, он увидел Мону Лизу, стоящую за прилавком на своём обычном месте и улыбающуюся очередному выпивохе, не размыкая своего беззубого рта.

«Не понял! А как же побег? Ведь не могла она мне и дочери привидеться. Мне-то ещё спьяну… но Насте – нет! Ведь её по камерам ищут и не могут найти. Значит, ответ в чём-то другом, но не в этой истории про Мону Лизу. Жаль! Опять голова будет вспухать!»

— Пива! – подошёл к продавщице бывший полицейский.

– Товарищ капитан, давненько я вас у себя не видела. – При виде знакомого полицейского сомкнутые губы продавщицы растянулись подобием улыбки.

– Почему? Заходил пару раз в этом месяце, – схитрил Грачёв. – Как раз тебя-то я и не видел.

– А то вы не знаете, где я была, – деланно смутилась женщина. – Только вчера и вышла. Как говорят, на свободу с чистой совестью.

– Однофамилица моя там должна была с тобой в камере сидеть, – соврал бывший опер, – Светлана Грачёва.

– Ой, нет, – смутилась Лиза. – Это все Ваня, придурок, придумал, хотел Нужняка лошком сделать и денег с него снять за то, что от нашей компании отвалил, в завязку ушёл. Тот ему про свою кралю рассказывал, вот он и придумал, что со мной она в камере сидит… ну, короче, развёл его по полной. – Она испуганно посмотрела на опера, понимая, что сказала слишком много. – А что ему за это будет? – охнула проговорившаяся продавщица, открыв беззубый рот. – Неужели за это статью привяжут? Так он отдаст деньги. Если что, так я сама за него отдам.

Грачёв уже не слушал женщину. Он направился к выходу, но Андрейки там уже не было.

«Теперь уже точно развяжет, — подумалось Егору. – Такого публичного фиаско его нестабильная психика может не выдержать».

Ему было жалко парня. Он не чувствовал к нему ревности. И даже далеко в подсознании был ему благодарен за те платонические чувства, которые он испытывал к Ней. Грачёв поймал себя на мысли, что не знает, как теперь называть ту, которую он считал своей женой. Он продолжал Её любить, но понимал, что Она это не его Света, о смерти которой теперь «кричит» экспертное заключение и которое игнорировать нельзя. Марию – как называла её Зинаида Фёдоровна – он принять не мог, понимая, что это лишь псевдоним, всего лишь разовая запись в журнале приёма родильного дома.

«Да пошли они все! Всё равно буду звать её своим Светочком, раз нет у неё другого имени. И мне всё равно, кем она является. Даже если она всех водит за нос».

Зинаида Фёдоровна встретила Грачёва и с порога стала засыпать его вопросами. Оказывается, к ней уже дважды за день приходила милиция. Первый – по экспертизе, а второй раз, через час, к ней снова пришли участковый и оперуполномоченный и долго беседовали с ней, все вокруг и около, пытаясь выведать у неё как можно больше про её дочь. Где она жила, с кем дружила. К кому ходила в гости. Не понимая, что им нужно, она в свою очередь попросила у них посодействовать в свидании, но ей было сказано, что «это теперь невозможно».

– Егор, объясните, что происходит? – вцепилась в него пенсионерка. – Почему невозможно и что значит «теперь»?

Грачёв рассказал всё, что знал на текущий момент. Только умолчал про результат экспертизы ДНК. Впрочем, и Царькова тактично умолчала, хотя уже знала, что капитан полиции и его дочка Марии совершенно посторонние люди. Но разве можно теперь их было назвать посторонними? Она помнила, как дочка отзывалась о Насте, как она после долгого отрицания вдруг начала вспоминать «совместную» жизнь с Егором. Мария приняла и капитана, и Настю в свою семью, впрочем, и Царькова также приняла выбор дочери и прониклась к ним как к родным.

«Ну если и разбилась его жена, и похоронена два года назад, а Машенька так похожа на неё, значит так Господу угодно. Чтобы семья сохранилась в таком виде, словно ничего и не произошло. Егору дать второй шанс, Машеньке, потерявшей себя как личность, обрести полноценную семью, а девочке маму».

— Непонятно, где сейчас ваша дочка, – продолжал вслух рассуждать Егор Грачёв. – Потеряли её в тюрьме.