Хозяйка розария - Шарлотта Линк

Она жила в восточном Лондоне, в удручающей обстановке рабочего квартала, где до сих пор оставались нетронутыми разрушения, причиненные немецкими бомбами. Здесь не было части крыши, там окна с выбитыми стеклами были забиты фанерой. Во дворах, а иногда и на улицах, громоздились груды строительного мусора. Летом над стеной покачивалась покрытая листвой ветка дерева, но теперь, осенью, листва опала, и отвратительные голые сучья скрипели на ветру под безрадостным осенним небом, усиливая впечатление полной безнадежности.

Беатрис снимала квартиру на Бридж-Лэйн, в сером грязном доме, перед дверью которого никогда не высыхала большая лужа. На ступеньках валялся мусор, а на площадках стояли пустые бутылки. Обитателями дома были, в большинстве, безработные, многие из них, к тому же, беспробудно пили. Большие семьи в страшной тесноте ютились в крошечных квартирках. Жестокие ссоры и драки были в порядке вещей. Беатрис не могла их не замечать, и это внушало ей еще больший страх, опустошало и расстраивало ее. Свои жалкие гроши она зарабатывала, преподавая французский язык богатым светским дамам, и ей было невыносимо каждый вечер возвращаться из фешенебельных домов Западного Лондона в убогий полуразрушенный квартал, где она жила. Не для того она училась, чтобы из последних сил вбивать французскую лексику и грамматику в тупые головы избалованных пресыщенных женщин. Но выбора у нее не было. Даже исполнение давней мечты — получить работу в книжном издательстве — не принесло ей счастья. Потери, которые она пережила, подтачивали ее душу. Чувство внутренней пустоты и одиночества давило к земле. Иногда ее томительно тянуло на Гернси, она вспоминала луга, крутые скалы, вид моря и неба, которое было выше и чище неба над Лондоном. Но каждый раз, когда Беатрис отдавалась этим чувствам, позволяла себе такие мысли, она тотчас расплачивалась за них болью неотвязных воспоминаний; в голову тотчас вторгались мысли о родителях, о детстве, о розах и о тепле, которым был когда-то наполнен каждый день ее жизни. Вспоминала она и годы войны, то странное время, которое теперь казалось ей порождением страшного сновидения. Снова возникало то глухое, безысходное чувство, от которого сдавливало горло и становилось трудно дышать; от этих мыслей и чувств ей переставали повиноваться руки и ноги; казалось, что тяжкая печаль замедляет даже биение сердца.

«Не думать об этом! — каждый раз приказывала она себе, — только не думать!»

Хелин бомбардировала ее письмами, в которых заклинала вернуться домой.

«Чего ты ждешь от Лондона? — писала она. — От этого холодного отвратительного города, в котором ты никого не знаешь, где нет ни одного человека, которому бы ты могла довериться? Здесь, на Гернси, у тебя есть друзья. Здесь у тебя есть я!»

Иногда Беатрис казалось, что именно из-за Хелин она не хочет возвращаться домой. Ей была невыносима мысль о том, чтобы жить с Хелин в одной семье, каждый день близко сталкиваться с ней. Сама Беатрис ни на секунду не считала Хелин своей приемной матерью, в роли которой она сама так охотно себя видела. Однажды, когда к ней в Лондон приехала Мэй, Беатрис поговорила с ней о проблеме с Хелин. Мэй была удивлена до глубины души.

— Мы все думали, что ты к ней сильно привязана, — сказала она. — Если это не так, то почему ты не выставишь ее прочь? По какому праву она расселась в твоем доме?

— Но не могу же я ее просто выгнать.

— Ты не обязана за нее отвечать.

Это была правда. Но поскольку в тот момент Беатрис так или иначе не собиралась возвращаться на Гернси, ей было удобно иметь человека, который заботился бы о доме в ее отсутствие. В известном смысле Хелин помогла отсрочить окончательное решение вопроса о родительском доме. С этим, благодаря Хелин, можно было подождать, выйти из депрессии и надеяться, что время само подскажет, что делать дальше.

Беатрис почти не выходила из дома, иногда бывала в баре, да и то только тогда, когда выкраивала для этого немного денег, что случалось достаточно редко. Она сильно колебалась, когда одна из ее учениц пригласила ее на фортепьянный вечер.

— Не знаю, придусь ли я по вкусу вашим друзьям, — неуверенно ответила она. — Может быть, мне лучше остаться дома?

— О, вы, естественно, понравитесь нашим друзьям! — воскликнула в ответ миссис Чендлер. — Беатрис, вы прелестный человек, своим приходом вы доставите мне большую радость!

Миссис Чендлер была в высшей степени экзальтированной дамой, и Беатрис понимала, что ей просто интересно и занимательно заполучить в собрание светского общества учительницу французского. Чендлеры жили в большом красивом доме в Виндзоре, и, в принципе, Беатрис ходила к ним с большим удовольствием, несмотря на то, что добираться туда ей было очень далеко. Сама мысль о том, что придется идти туда холодным ноябрьским вечером, а возвращаться поздней ночью, не внушала Беатрис оптимизма и даже пугала, но она решила, что выбора у нее нет. Миссис Чендлер не только щедро ей платила, но и баловала едой, а иногда и одеждой. Было бы глупо обижать именно эту женщину.

Предстоящий вечер, тем не менее, вселял в нее почти мистический ужас. Ей пришлось надеть одно из платьев, подаренных ей миссис Чендлер, потому что среди своих вещей она при всем желании не смогла бы найти ничего подходящего для вечера в избранном обществе. Беатрис понимала, что весь вечер будет мучиться от мысли о том, что все присутствующие дамы сразу узнают черный бархатный костюм, в котором она сама чувствовала себя неуютно и фальшиво. Доехать до Виндзора было несложно, но от автобусной остановки надо было довольно долго идти пешком до дома Чендлеров. Обычно она ездила к ним днем, и никаких проблем не возникало, но этим темным, почти зимним вечером Беатрис показалось, что она шла целую вечность. Туман пропитал сыростью пальто, сквозь ветхую ткань и тонкий бархат проникал до самой кожи. Беатрис забыла надеть шляпу или платок и чувствовала, как волосы мокрыми прядями липнут к голове. Когда она наконец добралась до дома Чендлеров, щеки ее горели от холода, а, посмотрев в зеркало в прихожей, Беатрис поняла, что выглядит, как драная кошка. Какая же она худая. Она ушила костюм, но он все равно болтался на ней, как на вешалке.

«Своей привлекательностью я могу поспорить с огородным пугалом», — обреченно подумала она.

В доме собралось около шестидесяти гостей. Все были, видимо, очень богаты; во всяком случае, на всех была хорошая одежда и дорогие украшения.

— О, — заметила одна, сильно пахнущая дорогими духами дама в длинном облегающем платье, — как оригинально! Этот костюм выглядит на вас совершенно не так, как на миссис Чендлер! Вы намного стройнее, не так ли?

Она не стала дожидаться ответа, отвернулась, кивнула какому-то знакомому, и, испустив радостный вопль, бросилась к нему на шею. Такое поведение, как убедилась Беатрис, было обычным в приличном обществе и считалось проявлением высшего шика. Все демонстрировали преувеличенные чувства, пытаясь создать впечатление, что их любят, и как много у них близких друзей. Беатрис находила это фальшивым, но никого, кроме нее, это, кажется, нисколько не волновало. Она чувствовала себя жалкой и одинокой. Держа в руке бокал вина, Беатрис бесцельно бродила по комнатам, делая вид, что разглядывает книги на полках и картины на стенах, но в действительности, она просто скользила по ним глазами, тоскуя по своей тесной убогой квартирке, где она могла уединиться, просто закрыв за собой входную дверь.