Когда цветут эдельвейсы - Владимир Топилин

Валя Суханова помогала женщинам накрывать столы, готовила пищу, мыла посуду. Саша Полынин с мужиками копал могилу, выносил тело, своими руками устанавливал на могиле учителя красный, пахнущии кедровой смолой крест. В редкие минуты, встречаясь с любимой, парень видел, что с ней что-то происходит. Девушка не могла выдержать его взгляд, опускала глаза, краснела, старалась избежать разговора.

Подобное поведение было странным, продолжалось несколько дней. Ещё более непонятным было то, что Валя наотрез отказывалась от встреч, всегда находила повод отвергнуть его предложение на свидание. Юношу грызли сомнения: может, что-то он сделал не то или сказал лишнее? Однако, вспоминая прошлое, разбирая каждый момент последней встречи, что была неделю назад, не находил своей вины. Всё было хорошо, даже прекрасно. Тогда подруга была весела, словоохотлива, откровенна и доступна его губам. Теперь же, по прошествии семи дней, всё изменилось. Что могло произойти с последней пятницы во время или после того, как он уходил в тайгу с ночёвкой снимать капканы? Для Саши это была тайна. Для Вали — трагедия.

Валя много, долго плакала, заглушая боль страдания. Она всегда мечтала принадлежать только любимому человеку. Но случилось страшное, непоправимое. В одночасье прервались мечты, надежды. Ее состояние сопоставимо с беззащитной рябинкой, в один взмах срубленной безжалостной рукой дровосека, или животрепещущей горлицей, оказавшейся в когтях хищного ястреба. Жестокие слова Косого: «Думай о своем парне» — подействовали на Валю отрезвляюще. Мысли в первые секунды о возмездии растворились. Она боялась за Сашу. Знала, что Косой не остановится перед следующим преступлением, тайга скроет все следы. Хотя это было нелегким решением, девушка решила молчать о произошедшем, полностью взвалив вину случившегося на свои хрупкие плечи: сама виновата, не надо было туда идти... Теперь ничего не оставалось, как полностью довериться времени — будь что будет. Но пока она не представляла, как можно жить с таким непосильным грузом.

Первые часы, дни после «падения» были тяжелы. Ваяя старалась казаться спокойной, но её поведение выдавало внутренние тяготы. Первой это заметила бабушка Тамара. Под всевозможными предлогами мудрая старушка пыталась выяснить причину тревожного состояния внучки. Та отмалчивалась. Кажется, старушка поняла «всё», только не могла предположить «кто». Думая о Саше, добрая женщина с улыбкой гладила плачущую девушку по голове: «Что же теперь... Он хороший парень. Всякое бывает». Мама Вали более сдержанно предупредила: «Смотри у меня... Ты уже не маленькая». Сложнее всего было с любимым. Подруга чувствовала перед ним свою вину, стыдилась, боялась. Её сознание приходило в ужас от мысли, если он всё узнает, поэтому старалась избегать встреч. Необходимо какое-то время, чтобы справиться с чувствами, а там будет всё по-другому...

Неожиданная смерть Еремея Силантьевича в некоторой степени внесла коррективы в отношения молодых людей, дала ещё какое-то время на «восстановление» морального состояния девушки. Предстоящие похороны и подготовка к ним убрали неопределенность. Оба были погружены в заботу, помощь ближним людям, что это и естественное переживание в память об усопшем можно было списать на нехватку времени для личного общения. Всё остальное — встреча, разговоры, объяснения — были отложены на завтра, хотя Валя не могла себе представить, как будет смотреть любимому в глаза.

Утро следующего дня выдалось тихим, лёгким, тёплым. В свободную от занятий в школе субботу можно было отдохнуть после напряжённой пятидневки. Валя понимала, что сегодня предстоит встреча с верным другом. Скорее всего, это будет вечером, когда он с мягкими, сгущающимися сумерками придёт за ней.

Она и ждала, и не хотела этого. В то время, как рваная рана души жгла огнем, горячее сердце стонало при одном воспоминании имени любимого человека. Ей как никогда не хватало тёплых слов Саши, его чуткого внимания, доброго отношения. В то время непреодолимая стена случившегося стояла перед её глазами. Наверное, было бы намного легче перед предстоящей встречей, если с кем-то поделиться своими чувствами, получить слова лёгкой поддержки, здравой оценки ситуации.

Валя знала, что Рита вчера ездила в районный центр, неизвестная причина незапланированной поездки подруги вызывала интерес. В добавление к этому, девушка просила во время поездки зайти в фотоателье, проявить пленку и напечатать фотографии. Прошло достаточно времени с тех пор, когда они втроём ходили на Осиновую гору. Теперь деда Еремея не стало. Оставалось желать, чтобы память о хорошем человеке сохранилась на цветных снимках. Это был ещё один повод, чтобы сейчас, в десять часов, навестить одноклассницу.

Девушка помнила, что в настоящее время в доме Мешковых поминают Еремея Силантьевича. Старый обычай предписывает на следующий день после похорон посетить кладбище, отдать очередную дань чести усопшему. Потом, возвратившись назад, в двенадцать часов, за обеденным столом ещё раз вспомнить покойного. Идти на могилки не хотелось, не то настроение. Лучше после, когда родные и близкие соберутся за поминальной трапезой, выложить последние фотографии старожила. Это стоило внимания.

Дом Даниловых стоит за перекрёстком, от угла второй слева. С виду непримечательный для постороннего глаза, для соседей и людей знающих — «точка, где продают технарь». В том, что мать Риты, Мария Петровна, в простонародье Машкалейка, торгует шмурдяком, для Вали нет ничего необычного, это не служит поводом для разрыва отношений подруг. Девушка понимает, что продавать спирт — не лучший вид бизнеса, но не ссориться же из-за этого с Ритой.

Валя подошла к дому, недолго гремела в железные ворота. Из ограды тяжёлым басом ответил злобный Кавказ — огромная, размером с телёнка, овчарка, «сигнализация» и строгая охрана благосостояния семьи Даниловых. Девушка поприветствовала пса, тот знал её, радостно заскулил. После этого где-то далеко, внутри двора, хлопнула входная дверь, послышались неторопливые уверенные шаги. Мария Петровна открыла окошечко в воротах, узнала гостью, щёлкнула засовом:

— Проходи... Что-то болеет она. Говорила, не езди в город! Нет же, такая непутёвая, как отец...

Рита лежала в своей спальне, под одеялом, свернувшись калачиком. Бледное, осунувшееся лицо выражало боль и усталость. Под глазами чёрные круги, губы стянуты в нервный комок. Увидев Валю, она обрадовалась, превозмогая себя, улыбнулась, сбросила со стула скомканную одежду.

— Присаживайся! — И, подчёркивая свое гостеприимство, заговорила «с пятого на десятое»: — Вчера вечером приехала, последним рейсом... Хотела ночевать, но передумала... Фотки сделала, на столе лежат. Где это вы с коровами снимались? Маралы?! Какие маралы?..

Валя недолго, вкратце рассказала обо всём, что происходило с ней за время, пока они находились в ссоре. Большее внимание девушки было уделено Саше, их отношениям, тому, как он водил её на гору, показал диких животных, а потом она сама ходила в тайгу к своей Соньке. Вот только о том, что сделал с ней Косой, промолчала.

Рита смотрела, чтобы привлечь внимание подруги, понизила голос, призналась, «зачем» она ездила вчера в районную больницу. Для Вали слова этой правды — горная, грязная вода. Она предполагала, чем может закончиться дружба молодых людей, однако новость была настолько впечатляющей, что девушка какое-то время не смогла справиться со своими эмоциями: