Зачет по выживаемости - Василий Гриневич

Она подхватила правой рукой оружие и, раздвинув крупные листья папоротника, шагнула навстречу пробивающемуся со стороны побережья свету костров.

Их можно было принять за сестер, эти полторы сотни амазонок, что собрались около медных чанов, на которых разогревался жир морских бизонов. От чанов поднимался терпкий солоноватый дух морских водорослей, дымными слоями тянулся над поляной. Приливы и отливы пламени подсвечивали нависающие кроны бородатых лиственниц, разбрасывая тени и полутени среди скользящих между кострами тел.

Никто не обратил на нее внимания. Амазонки были заняты кто чем: проверяли оружие, охотничьи трубы, готовили факелы, подгоняли покороче перевязи арбалетов, расчесывались, связывали волосы в тяжелые пучки, натирали тело жиром морских бизонов.

Они были похожи на сестер: правильные черты лица, матовая от загара кожа, под которой перекатывались бугорки мышц, а глаза… Когда на лица под определенным углом падал отблеск пламени было видно, как зрачки в глубине отсвечивают красным.

Красным! Она стремительно оглянулась и успела перехватить этот красный отблеск в глазах своей соперницы, сидевшей около соседнего костра. Соперница не спеша отвела взгляд, не опуская головы, и снова занялась наточкой метательного трехлистника; губы ее тронула едва заметная улыбка. Когда-то они были подругами и любили друг друга, и украшали волосы одна другой озерным лотосом, и клялись друг другу в верности. «Я не могу жить без тебя, я не могу дышать без тебя», — шептали они в ночи, и дыхание их сливалось в одно, а тела сплетались все крепче и крепче. Их поссорила та, что стала ее новой подругой, и бывшие любовницы превратились в смертельных врагов. Они уже дрались трижды, страшно, до крови, последний раз перед охотой на скалистых волков, в окружении двухсот свидетельниц, полукольцом оцепивших ристалище. Тогда сопернице едва не удалось столкнуть ее в пропасть, еще чуть-чуть, и она полетела бы вниз, если бы не поистине звериная цепкость ее пальцев. Она знала, что им еще предстоит драться, очевидно, на том же ристалище, после того как сезон охоты закончится. Но она не боялась. Она одна из самых сильных и ловких охотниц в своем клане. Во время боевых игр она нередко занимала первые места. Она не боялась схватки. Она могла бы убить свою бывшую подругу, если бы не чувство вины. Ведь это она ушла к другой. И потому каждый раз дралась вполсилы. Она знала, что так не может продолжаться вечно. Кто-то должен был победить, из них должен был остаться в живых один. Впрочем, может быть, они и не успеют больше подраться насмерть. Очень скоро ей и ее однолеткам предстоит большое путешествие. А пока…

Она отыскала взглядом свою юную подругу.

Та, опустившись на колени около одного из чанов, натирала грудь и руки теплым жиром. Рядом лежала ее арбалетная перевязь, украшенная хвостом скалистого волка. Лицо и шея ее уже лоснились в оранжевых отблесках пламени, над пригоршней слизи, которую она вынула из котла, поднимался пар. Сегодня ей впервые разрешили участвовать в охоте, ей недавно исполнилось шестнадцать. До этого ей позволялось только подкармливать морских псов и несколько раз со старшими нырнуть в Черные Гроты. Они заметили друг друга. Глаза их встретились и разошлись. Проявление подругами чувств перед охотой не поощряется кланом.

Она присела, скрестив под собой ноги по другую сторону того же костра, чтобы быть поближе к любимой, и стала тоже натирать тело жиром. Делалось это не только для того, чтобы защитить кожу от долгого пребывания в холодной соленой воде, но и чтобы перебить запах человека. В темноте подслеповатые гиганты видят плохо, зато прекрасно чуют запах человеческого пота, а еще лучше запах крови.

…Ладони с теплым невесомым жиром скользят по тугой коже груди и живота, оставляя блестящую дорожку. Жир выдавливается между пальцами, капает на сомкнутые бедра. Терпкий запах морских водорослей щекочет ноздри.

За прибрежным откосом, невидимые в темноте, свистят и щелкают клювами морские псы, шестилапые ящеры с зубчатым гребнем от средины спины до кончика хвоста. Дней за десять до начала охоты амазонки начинают подкармливать этих тварей мясом бизонов из Черных Пещер. Мясо за год хранения в мертвой воде приобретает настолько сильный привкус, что без тошноты его жевать невозможно, однако морские псы глотают его с удовольствием. Последний раз амазонки кормили псов вчера ночью, а перед этим позавчера ночью, а перед этим поза-позавчера и так из ночи в ночь десять дней подряд. Сегодня не будет кормежки. Сегодня голодные и злые морские псы понесут их в темноте в сторону стада, от которого исходит теплый запах бизоньего мяса, запах молока и детенышей, и будут драться вместе с ними против сторожевых самцов стада и будут загонять бизоний молодняк на отмель, и те из псов, которым повезет, наедятся к утру до отвала.

Когда все тело ее начало блестеть, а ноздри настолько привыкли к запаху жира, что почти перестали воспринимать его, она вытерла сальные ладони о волосы и, перевязав их на лбу кожаным шнурком, последний раз проверила свое оружие.

Много лет назад, девчонкой, она была поражена, насколько просто убить морского бизона, эту пугающе огромную тушу со страшными всеядными челюстями, невероятно сильного — короля океанов, — достаточно трех-четырех попаданий отравленных стрел. Однако просто убить его мало. Яд парализует дыхательные мышцы, и морской бизон очень скоро тонет. И вот когда эта туша, этот живой остров начнет слабеть, не сможет плыть, но будет еще в состоянии держаться на воде, вот тогда амазонки вонзят ему в бока бронзовые трехлистники с растопыренными жалами и начнут буксировать его к Черным Пещерам. Но если не успеть, и морской бизон затонет на глубине — достать его практически невозможно. Бизон становится легкой добычей морских псов и песчаных присосок. Поэтому главное искусство охоты заключается в том, чтобы отбить нескольких молодых бизонов от стада, загнать их на отмель, чем ближе к Черным Пещерам, тем лучше, и только там прикончить. Сделать все это отнюдь не просто. Морские бизоны отличные ныряльщики. В их легких помещается столько воздуха, что за два-три вдоха они могут достичь горизонта. И если охота разворачивается на поверхности, то только потому, что бизоны защищают своих детенышей, которые еще ныряют неважно, а ночью совсем скверно из-за страха и полной дезориентации в темноте, что кишит охотничьими факелами и исторгает страшный вой боевых труб. Поэтому амазонки и нападают по ночам.

…Она одна из первых запрыгнула на спину морскому псу и оглянулась. Прибой холодной пеной ударил по щиколоткам, неверный отсвет ближнего факела выхватил из темноты женский торс на фоне скользкой бугристой чешуи, перепончатую лапу и тонкие руки, продевающие под брюхом морского пса упряжь из медных колец и кожаных ремней. Псы щелкают клювами, шипят. На отмели встал на дыбы огромный самец, испугавшийся огня. Кто-то выкрикнул ее имя в темноте. Она приподнялась в седле и еще раз оглянулась. Нет, ничего не разобрать. Справа и слева оседланные наездницами твари тяжело плюхаются в волны. Или показалось?

Неясное предчувствие шевельнулось у нее в груди.

— Тааор, — прошептала она, стараясь избавиться от тупой занозы в сердце, — Тааор.

Море спокойное и, несмотря на обилие звезд, кажется совсем черным. Если прислушаться, оттуда, из глянцевой на изломах волн черноты, доносятся далекие вздохи. Это вздыхают спящие на поверхности залива бизоны.