Время умирать - Уилбур Смит

На противоположной стороне дороги он увидел незаметную траншею и побежал к ней. Только он свалился в нее, как услышал приближающийся рев «хайндов» и отчетливые звуки пулеметных очередей наземных установок ПВО. Джоб спрыгнул в траншею вслед за ним и уселся рядом на корточки. Затем еще одна маленькая фигура мелькнула перед ними и скользнула в ту же щель.

Какое-то мгновение Шон не осознавал, кто это, пока черное морщинистое лицо не разгладилось, и на лице не появилась широкая улыбка, и счастливый голос не произнес: «А я тебя вижу, бвана».

— Ты? Ты глупый маленький пигмей! — Шон уставился на него, не веря своим глазам. — Я же отправил тебя обратно в Чивеве. Что, черт возьми, ты делаешь здесь?

— Я пошел в Чивеве, как ты и приказал, — сказал Матату с почтением, — а затем вернулся сюда, чтобы найти тебя.

Шон все еще тупо смотрел на Матату, думая, что это видение, и оно скоро рассеется.

Затем он встряхнул головой и заулыбался, и тотчас же ответная улыбка Матату, казалось, разделила его маленькое личико надвое.

— Тебя никто не видел? — спросил Шон на суахили. — Ты перешел через границу, охраняемую несколькими армиями, и никто тебя не заметил?

— Никто не видит Матату, если Матату не хочет, чтобы его видели.

Земля под ними вздрогнула от разрыва ракеты и пулеметных очередей, и им, чтобы слышать друг друга, пришлось нагнуться и почти кричать.

— Сколько времени ты уже здесь?

— Со вчерашнего дня. — Матату выглядел виноватым. Затем он показал на небо, где кружили «хайнды». — С тех пор, как эти машины вчера атаковали лагерь. Я видел, как ты прыгнул в реку. Я следовал за тобой вдоль берега, когда ты нашел то дерево и воспользовался им в качестве лодки. Я хотел присоединиться к тебе еще тогда, но заметил крокодилов. А потом, ночью, пришел тот плохой человек на лодке и забрал тебя с собою. Я все видел.

— Ты видел, куда они забрали белую женщину? — спросил Шон.

— Видел, как ее забирали прошлым вечером, — Матату мало интересовался Клодией, — но я ждал тебя.

— А можешь найти то место, где ее держат? — спросил Шон.

— Конечно. — Улыбка сошла с маленького лица, и теперь малыш выглядел возмущенным. — Я последую за ними везде, куда они ее ни поведут.

Шон расстегнул карман кителя и вытащил оттуда новый блокнот. Согнувшись на дне траншеи, под грохот взрывающихся ракет, он сочинял первое в своей жизни любовное послание. Заполнив небольшой кусочек бумаги с кучей заверений в любви и слов утешения, которые только смог придумать, в самом конце он приписал: «Будь сильной, это может продлиться еще довольно долгое время, и помни, что я люблю тебя. Что бы ни случилось, я тебя люблю».

Он вырвал листок из блокнота и бережно сложил его.

— Отнеси это ей, — он передал письмо Матату. — Проследи, чтобы она получила его, а затем возвращайся ко мне.

Матату засунул записку себе в набедренную повязку и замер в ожидании.

— Как ты заметил дыру, в которой я спал прошлой ночью?

— Я видел, как ты выходил из нее сегодня утром, — ответил Матату.

— Тогда это и будет нашим местом встречи, — решил Шон. — Приходи ко мне туда, когда охрана уснет.

Шон взглянул на небо. Воздушное нападение было стремительным, но длилось недолго. Вой турбин и разрывов снарядов затихали, но теперь их убежище скрывали надвигающиеся сумерки и густой дым.

— Иди сейчас, — приказал Шон, и Матату тут же вскочил, готовый действовать немедленно, но Шон удержал его за руку. Она была тонкой как у ребенка, и Шон нежно встряхнул ее. — Не позволяй им схватить себя, дружище, — сказал он на суахили.

Матату тряхнул головой и подмигнул, смеясь над абсурдностью самой этой мысли, затем, словно джинн из лампы Алладина, буквально растворился в воздухе.

Они подождали несколько минут, чтобы дать Матату возможность уйти, затем выкарабкались из своего убежища наверх. Деревья вокруг них были выкорчеваны и разорваны в щепки разрывами снарядов и пулеметными очередями. За рекой горел склад боеприпасов, и оттуда доносились разрывы гранат для РПГ и фосфорных гранат, в небо густым столбом поднимался белый дым.

Генерал Чайна спускался по тропинке навстречу им. Рукав его формы был испачкан в саже, колени и локти были в грязи. Он был взбешен.

— Они обнаружили наш лагерь, — сказал он раздраженно. — И теперь смогут атаковать нас, когда захотят, а нам нечем им ответить.

— Тебе придется отвести основные силы назад, подальше от границы и «хайндов», — сказал Шон, пожимая плечами.

— Не могу, — Чайна отрицательно покачал головой. — Это будет значить, что мы потеряем железную дорогу и отдадим контроль над главным транспортным узлом в руки ФРЕЛИМО.

— Но если уйдете отсюда, потом, немного погодя, все равно сможете нанести удар, — снова пожал плечами Шон.

— Добудь мне эти «стингеры», — прошипел Чайна, — доставь их, и срочно! — И он пошел прочь.

Шон и Джоб последовали за ним на берег реки, где возле бункера уже собралось человек сорок, очевидно, по приказу Чайны. Казалось, они забыли об ущербе, который нанесла им воздушная атака, о дыме и развалинах и о суетящихся вокруг бригадах первой помощи.

Шон узнал сидящих в первом ряду сержанта Альфонсо и его людей. Тот встал, вышел вперед и отдал честь генералу Чайне, затем развернулся и отдал своим людям приказ «вольно». Генерал Чайна повысил голос и резко обратился к ним по-шангански.

— Вам будет дано специальное задание. И в дальнейшем будете получать приказы от этого белого офицера, — он указал на стоящего позади него Шона. — Вы должны будете выполнять его приказы в точности. А последствия невыполнения приказаний вы и так знаете. — Он повернулся к Шону. — Продолжайте, полковник Кортни, — сказал он, затем зашагал обратно вверх по тропинке к командному бункеру. Машинально Шон чуть не отдал ему честь, но вовремя спохватился.

— Да пошел ты, Чайна, — пробормотал он сквозь зубы, а затем занялся своей новой командой.

Шон уже был знаком с людьми сержанта Альфонсо, но Чайна сформировал для него команду, которая явно была лучшим, что могло предложить РЕНАМО. Шон двигался вдоль шеренги, осматривая каждого. У всех них были автоматы АКМ — усовершенствованная версия АК-47. Кое-где на металле проступала синева от долгого использования, но все автоматы были тщательно вычищены и в хорошем состоянии. Форма содержалась в первоклассной чистоте, хотя и поношенная, но аккуратно зашитая и заштопанная.

«О работнике всегда судят по состоянию его инструмента», — подумал Шон. Солдаты, на которых он смотрел, были достойны всяческих похвал, такими они казались гордыми и смелыми. Он заглядывал в глаза каждому, словно хотел заглянуть им всем в душу. Особое расположение Шон испытывал к зулусам, ангонам, матабелам и шанганам. Если бы ему предоставили выбор, он бы набрал людей именно из этих племен.