Цимес - Борис Берлин
Шрифт:
Интервал:
— Ну и чему ты улыбаешься? Мне все это кажется довольно мрачным, да и тебе, думаю, тоже. Зависимость — это ведь ужасно тяжело.
— Не знаю. Мне не мрачно и вовсе не тяжело. Но у меня инстинкты, и они мне говорят, что я должна с этим что-то сделать. Вот и все.
— Тогда делай, уже пора.
— Делаю, Люся, делаю. Вот к тебе приехала, собаку завела.
— Так ты поэтому ее завела?
— Конечно, чтобы было с кем поговорить. Ведь кому еще такое расскажешь? Он, между прочим, все-все понимает и вообще чудо. Только, знаешь, странно… Он меня любит, даже боготворит, ревнует ко всем, а когда я прихожу от Володи после… этого, он не бросается ко мне, как обычно, а робко так подходит, как будто с опаской, как будто к чужой. Словно чует, что это уже не совсем я, а может, совсем не я, понимаешь? И только после того как обнюхает, снова признает.
— Оля…
— Что?
— А может, оставить все, как есть? Сама же говоришь — счастье…
— А все и останется, как есть, — она зябко поводит плечами, обхватывает их, смотрит в окно. — Скорее всего. Все, кроме меня.
— Что ты имеешь в виду?
— Что в один прекрасный день возьму и не проснусь. Или проснусь, но уже не собой. Со временем не шутят. Там, где нет его, не может быть и нас. Только дело в том, что мне все равно. Потому что мое сегодня того стоит. Страшно другое: та, которой я стану, — не окажется ли она такой же, как все?
— А что в этом плохого?
— Наверное, ничего, только время снова станет ко мне — к ней — безжалостно.
— Да. Но ведь это происходит со всеми.
— И что, от этого должно быть легче? Нет. А еще… — глаза ее набухают слезами. — Вдруг она — я та — предаст Володю? И как же он тогда? Я точно знаю, ему без меня не…
Вечер пятый
Больше не было у нас разговоров про любовь, оргазм, жизнь и смерть. После обеда вернулось наконец остальное семейство с Собакиным вместе, в доме стало шумно, многолюдно и даже весело. Правда, Собакин повел себя как-то странно. Обычно он вполне с чужими приветлив и вежлив: и хвостом повиляет, и погладить позволит, если уж очень, а тут… Он вел себя так, словно ее, Оли, нет и никогда не было. Пустое место. Он ее просто в упор не видел, отворачивался даже, но старался держаться подальше. К креслу своему подошел, понюхал и отошел, ничего не говоря. Только через месяц или два забрал его себе снова.
Оля уехала наутро. Слова были сказаны, слезы — те, что были, — выплаканы, сарафаны сложены. Последний наш с ней поцелуй и…
— Вспоминай меня, ладно? Или не забывай. Пожалуйста, а то мне иногда в самом деле кажется, что меня нет, кончилась. В общем, ты все уже слышала, — она вздохнула. — А психиатр мне не нужен — ты ведь об этом подумала вчера? Психиатры счастливым без надобности.
Она весело махала нам — и людям, и собакам — пока такси не скрылось за поворотом. Я постояла немного и пошла в дом, к компьютеру и шахматам — до следующего турнира оставалось всего три недели, и было необходимо срочно проверить одно интересное и абсолютно новое продолжение ферзевого гамбита, пришедшее мне в голову накануне, завершающееся невероятно острой и красивой жертвой ферзя.
Может, и случайно, кто знает?
3. ЭНДШПИЛЬ
…конечно же, случайно. Я шла по зеленому коридору к залу прилета, надеясь, что организаторы не подвели и меня встречают. До города далеко, брать такси совсем не улыбалось, да еще пробки. И вдруг — ну а
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!