Дети земли и неба - Гай Гэвриэл Кей

Он думает, что она ему не ответит, но она отвечает.

— Я надеялась, что мне представится случай убить, хотя бы… хотя бы нескольких из них. Неужели ты не можешь этого понять?

Он до сих пор не оглядывался на нее, но теперь оглянулся, она стоит сзади, справа от него. Держит в руках лук. Колчан прислонен к дереву рядом, вместе со вторым, который она сняла с мула и принесла сюда.

Она смотрит на него. Она не из тех женщин, которые отводят взгляд. При солнечном свете ее хорошо видно. Он видит ее светло-голубые глаза, а в них нечто новое: желание, чтобы ее поняли, чтобы он понял. Хотя бы это. Она прикасалась к нему ночью. Она уснула рядом с ним. Он смотрел, как она спит.

Он говорит:

— Я понимаю. Ты такая же, как он. Скандир. Если бы ты была мужчиной, все бы поняли.

— Спасибо, — отвечает она.

* * *

Почти невозможно осознать то, что с ними произошло, особенно учитывая то, что Дамаз никогда раньше не участвовал в бою.

Они быстро шли по этой широкой дороге на запад, по следу, оставленному той бандой, которая напала на обоз с припасами. Пятнадцать всадников двигались вместе с пешими Джанни, и еще десять ускакали вперед — они уже пропали из виду, — чтобы разведать, где враг. Их командир сказал, что, по его мнению, джадиты даже не знают, что их преследуют.

Затем конь рядом с Дамазом упал. Всадник выпал из седла на землю. В то же мгновение упал человек, бегущий прямо перед ним, из его шеи торчала стрела.

Смерть вдруг оказалась здесь, и это невозможно было понять! Это они — охотники! Они здесь для того, чтобы убить бандитов.

Люди и кони кричали и умирали, и теперь стало ясно, что они попали в хитроумную засаду.

Все равно. Они — алые кавалеристы Ашара и Джанни армии калифа, их боялись на всех полях сражений мира. Командир резко закричал, отдавая приказы голосом, в котором не было паники, и двинулся в сторону от дороги, вверх по склону на юг. Стрелы летели из лесной полосы между вспаханными полями.

Дамаз поспешил за ним. Семь или восемь их всадников погибли, и люди, и кони. Он не знал, что произошло с теми, кто поскакал вперед. Он взял свой лук, видя, как это сделал командир. Мечи пойдут в ход позже. А сейчас они бегут туда, откуда летят стрелы, и им тоже нужны стрелы.

Но тут он увидел, что трусливые джадиты бегут. Уже! Он увидел, что джадиты бегут по мокрому полю, а потом — очевидно, так и было задумано — вскакивают на коней, спрятанных за деревьями.

Командир зарядил стрелу, выпустил ее. Он яростно сыпал проклятиями.

Дамаз прицелился, сделал поправку на ветер, выпустил стрелу. Она летела долго, почти до предела дальности для луков Джанни (их искусство стрельбы отличалось быстротой, а не дальностью). Но Ашар его не покинул: подросток увидел, как человек, которого он выбрал мишенью, упал с коня. Дамаз торжествующе закричал.

Еще один джадит упал. Командир быстро пускал одну стрелу за другой, как и трое других воинов рядом с Дамазом. Они — золотые воины калифа. Они несут смерть, как солнце пустыни.

Дамаз не знал, ранил ли он свою цель или убил. Он пустился бежать. Увидел, как еще один джадит остановил своего коня и спешился, чтобы помочь раненому. Дамаз остановился. Выпустил еще одну стрелу. И она тоже попала в цель. Он свалил двух человек. Он опять бежал, прямо рядом с командиром.

— Молодец! — услышал он. — Прикончи этих дерьмовых ублюдков, если они еще не мертвы. Принеси их головы! Увезем их с собой.

Дамазу не очень-то хотелось отрезать головы, он сейчас это понял. Они подбежали к упавшим джадитам. Один из них был мертв — второй всадник. Первому стрела попала в бедро.

Командир действовал быстрее. Он выхватил кривую саблю. Ударил клинком раненого, который кричал на вспаханной земле рядом с конями, и этим ударом отрубил голову джадита. Красивое, отточенное лезвие вонзилось в мокрую землю, подготовленную к весеннему севу.

— Ты! Умеешь ездить верхом? — прохрипел командир Дамазу, лицо и одежда которого были забрызганы кровью.

— Умею.

Джанни презирали коней — они оттачивали свою репутацию в качестве смертоносной пехоты, — но их учили держаться в седле на тот случай, если возникнет необходимость. Сейчас она возникла. Им предстояло догнать врагов на конях.

Дамаз схватил повод коня джадита и вскочил в седло. Пятеро других Джанни и командир сделали то же самое.

— Назад, на дорогу! — заревел командир. — Глаза держать открытыми! Мы найдем наших разведчиков и убьем этих неверных!

Остальные ответили ему одобрительными криками. Дамаз не кричал, он стремительно мчался через поле к дороге. Конь был хорошо обучен, да и седло на нем было хорошее. Возможно, эти бандиты не такой уж сброд. Он колебался, сказать ли это вслух, потом решил, что если он это понял, то командир и подавно.

Он думал о двух мертвецах, оставшихся позади. Обоим отрубили головы. Он этого не делал, но он поразил их стрелами. Его первый дар Ашару, души неверных. Он мечтал об этом — о битве, о славе, яркой, как звезды. А эти джадиты убили людей, которых он знал, рядом с которыми шагал, вместе с которыми ел.

И тогда Дамаза охватил гнев. Он скрывался не так уж глубоко внутри него. Он перестал думать об обезглавленных людях на грязном поле и нацелил себя, подобно одной из своих стрел, на неверных впереди, которые непременно должны сегодня умереть.

Марин уже давно знает, что хорошо владеет мечом, хоть и не страдает тщеславием. Он много лет тренировался, получая удовольствие от физической активности, учился сражаться мечом.

Он также понимает, что это не одно и то же: отпугнуть вора ночью, в иностранном порту, устроить поединок на пари с друзьями, брать уроки у платного мастера по фехтованию — или сражаться на поле боя с противником, который стремится убить тебя.

Он никогда не участвовал в войнах. Семейства аристократов Дубравы не посылают своих сыновей на поля сражений. Город выживает, избегая таких действий, не приносящих прибыли. Они даже не любят оказывать поддержку военным действиям других государств. Они послали деньги (не людей) в Сарантий за год до его падения.

И не оказали помощи человеку, командующему в это утро схваткой в Саврадии, когда он приехал к ним много лет назад. В этом, как думал Марин, может быть, даже кроется причина того, что он сейчас защищает женщину с луком у опушки леса.

Еще одна причина, конечно, в этой женщине, которая покинет его, если они выживут после сегодняшнего дня. А в этом нет никакой уверенности, ведь Скандир дал понять, что его преследуют Джанни и алые кавалеристы.

— Но я сомневаюсь, что они отправили слишком много солдат в погоню за обычными бандитами, — сказал он. — Они слишком высокомерны. И они не знают, кто мы такие. Если я прав, у нас это должно получиться.

«Сомневаюсь» и «если я прав», и «должно получиться» не внушали большой уверенности купцу из города, который избегал именно таких вещей. Такая неопределенность! Никто не отправит торговый корабль в море при наличии всех этих неопределенных факторов. Вряд ли удастся договориться о страховке, если тебя преследуют семьдесят пять или сто противников. Двести, если уж на то пошло.