Венецианский аспид - Кристофер Мур

* * *

Мы с Харчком спали на полу в большой комнате Шайлока, перед огнем, когда она ко мне пришла. На сей раз у меня уже не было сомнений, кто она, сон или призрак, – щекою я ощутил ее касанье. Моя Корделия. Волосы она распустила, надела серебряно-черную рубаху от моего шутовского костюма. И больше ничего.

– Это ты?

– Отлично постарался, дурак, – сказала она.

– Это же ты с самого начала Вив за ниточки дергала, да? Управляла ею, чтобы со мной ничего не случилось.

– Сам же знаешь, как говорят: «Куда ж без окаянного призрака».

– На тебе моя рубашка.

– Символизм этого, блядь, довольно очевиден, нет? – Она ухмыльнулась, хихикнула.

– А панталончики не надела.

– Подумать только. Ты считаешь меня распутной?

– Не мне судить, но надежда всегда есть.

– А. Ну да, ты ж никогда призрака не имал, правда?

– Ну, парочка попадалась, кто потом ими стали, но говоря строго – нет.

– Тогда скидывай портки, дурак. Королева Корделия насладится тобой по-своему, по-иномирски.

– Если настаиваешь, но нам придется потише, чтобы Харчка не разбудить. Его расстраивает, если харят призраков.

– Значит, это будет прощанье, кукленыш. Я в своем списке духовных дел уже все позачеркивала.

– Я скучал по тебе. Мне тебя не хватает. Я безутешен.

– Тем лучше, значит, что меня тут нет. Я не утешать тебя буду, а дрючить до звона бубенцов.

– Мне всегда будет тебя не хватать.

– Я по тебе тоже скучаю, любимый, но ты уж дальше можешь без меня. У тебя есть Джессика.

– Ты же сама сказала, еврейку не трахать.

– Не хотела, чтобы она тебя отвлекала, пока ты за меня мстишь. Она прелестна. Заботься о ней хорошенько.

– Так ты, значит, не против?

– Гульфик долой, мерзавец, пора одерживаться призраком с чваком и хлюпом!

Мы стояли на причале, набитые котомки у ног, а баркас с матросами на веслах должен был доставить нас на корабль.

– Моя дочь не может выйти за христианина, – сказал Шайлок.

– Я не он, – ответил я. – В худшем случае – еретик к собственной выгоде.

– Я не собираюсь за него замуж, – сказала Джессика. – Мы просто отплываем творить жуткие деянья и предаваться пьяным дебошам под бизань-мачтой. Не собираюсь я выходить за такого мелкого и достачливого паразита.

– Несмотря на весь мой проказливый шарм и охрененный хрен? – уточнил я.

– И то и другое основательно воображаемы, – сказала Джессика.

– Ты сама вынуждена была признать – перед лицом вот этого самого твоего папаши, – что у меня охрененный хрен.

Шайлок застонал и обхватил руками голову, словно она могла в любой миг взорваться.

– Мне казалось, я признавала, что ты сам – охрененный хрен, – сказала она.

– Ох, раз так, ты меня очень обидела. Я буду на баркасе, дуться, пока ты тут собираешься. До свиданья, Шайлок. Я буду хорошо о ней заботиться, невзирая на ее кислый нрав.

– Кулаком мне по сердцу, – ответил Шайлок вместо прощанья.

– Ну, я тут ни при чем, это ж вы ее вырастили. Могли б добавить толику человеческой доброты ко всем своим попрекам и нытью, если и впрямь не хотели, чтоб она сбежала в пираты.

– Ты, ты, ты, ты, ты – не смей так говорить о моей дочери. Дукаты мои мне дал, а дочь отобрал.

– Я не отбираю у вас дочь. Ваша дочь сама отправляется искать себе на попу приключений.

– Карман, – сказала Джессика. – Подожди меня, пожалуйста, в лодке. Я скоро приду.

– Прощайте, Шайлок. – Я подхватил котомку, дошел до конца причала и отдал ее матросам в баркасе.

Потом было много слез и объятий, и когда Джессика наконец спустилась ко мне в лодку, Шайлок остался стоять и смотреть, пока мы не отплыли на середину гавани. Его темная фигура, увенчанная желтой скуфьей, еще виднелась на причале, даже когда мы снялись с якоря и подняли паруса.

Харчок высился на баке – свежий морской ветер сдувал вонь с его громадной туши, – а Пижон резвился в оснастке, щебеча и визжа от злорадства. Ему казалось, что он своим коварством вынудил нас построить этот плавучий дом с таким потрясным оборудованием специально для обезьянок. Нерисса тоже решила отправиться с нами в странствия – она теперь стояла у руля вместе с Монтано, которого Отелло назначил нам капитаном и лоцманом.

Заняв свое место в совете, мавр подарил нам это судно вместе с экипажем в благодарность за нашу службу ему и Венеции. Дездемона, как главная наследница, отменила отцовское завещание и удостоверилась, что половина состояния Брабанцио – вместе с Виллой Бельмонт – отошла ее сестре Порции. При одном условии – та никогда не позволит своему симпатичному, однако весьма недалекому супругу Бассанио этими деньгами управлять. На Корсике, узнав о том, что она теперь вдова, после уместного получаса скорби Эмилия вышла замуж за Микеле Кассио и ныне воцарилась – со всеми удобствами – в Цитадели Бастии как новая баронесса Корсики.

– Я за папу волнуюсь, – произнесла Джессика.

– Все у него будет отлично. У него есть очки, бухгалтерию свою он теперь может вести сам, а эта вдова Эсфирь правит ему дом и о нем заботится. У нее здоровый смех, и с его херней она мириться не станет. Шайлок чуть не улыбнулся, когда с ней познакомился. Возможности тут открываются ослепительные ровно в той же мере, в какой они отвратительны. – Женщину эту приглядывать за другом нанял Тубал. Выяснилось, что двух здоровенных евреищ убить нас нанимал Яго, а не он, поэтому два старых ростовщика возобновили свою дружбу. Им открывались новые горизонты взаимной неприязни и зависти.

– А в Катай вообще можно доехать морем? – спросила Джессика, когда мы стояли у лееров на корме судна. На горизонте плющилась далекая Венеция, за нами под самой поверхностью воды тянулась тень черного дракона.

– Понятия не имею. Мне казалось, мы же договорились – отправляемся пиратствовать, чтоб ты выучилась навигацкому делу, а я сочинял скабрезные песенки о наших легендарных приключениях. Марко Поло говорит, это возможно, но также он сказал, что нам ее, наверное, придется возвращать домой по суше.

– Монтано считает, что в Катай от Черного моря может течь река.

– А если нет, поплывем наоборот.

– На юг, – подсказала она.

– Как скажешь. Мы вернем ее родичам, если хоть кто-то из них еще остался, даже если нам придется вести «Венецианского аспида» по всем семи морям сразу. Морей же всего семь, верно?

– Паршивое все-таки имя для корабля, – сказала она.

Я распорядился вывести имя нашего судна по корме огромными золотыми буквами, а нос его украшало резное изваяние Вивиан из черного дерева.