Время золотое - Александр Проханов

Режиссер Купатов, глава предвыборного штаба, воздел бокал шампанского. Обводя увлажненными глазами участников торжества, старался поймать взгляд Чегоданова:

– Господа, быть может, у кого-нибудь во время предвыборной кампании возникали сомнения в ее победном исходе, но только не у меня. Я верил и верю в наш мудрый и прозорливый народ, который выбрал своего, народного президента. Того президента, который олицетворяет народные упования и надежды, черты народного духа и характера. Федор Федорович Чегоданов – народный президент, он офицер и мудрец, рачительный хозяин и набожный христианин, он взирает вперед, не забывая о прошлом. Он владеет истинной формулой власти, которая звучит: «Любить народ и бояться Бога». Дорогой Федор Федорович, вы оценили нашу верность и преданность, нашу способность работать. Теперь, когда вы президент великой России, надейтесь на нас. Мы ваша гвардия, ваши «семеновцы» и «преображенцы». Поздравляю! – И он картинно чокнулся с Чегодановым, выпил бокал и разбил его об пол.

Пока проворные официанты подбирали осколки, спич произносил глава президентской Администрации Любашин:

– Господа, любая перемена власти таит в себе много опасностей. «Оранжевая» революция, которую остановила победа Федора Федоровича Чегоданова, сулила нам великие потрясения. Но, благодаря выдержке, воле и прозорливости Федора Федоровича, враг отступил, и оранжевый зверь, подобный тигру, превратился в маленькую оранжевую кошку, которая забралась в дупло и смотрит оттуда настороженными злыми глазками. Бог любит Чегоданова, поэтому он привел его к победе. Бог любит Россию, поэтому он подарил ей Чегоданова. Дорогой Федор Федорович, поздравляю и заверяю в нашей любви и верности! Вместе всегда победим! – Любашин залпом осушил бокал, но не стал его бить, а осторожно поставил на пол, откуда его ловко подхватил официант.

Теперь говорил Валентин Лаврентьевич Стоцкий, все еще президент, но уже поблекший, утративший плотность, пустой, как кокон, из которого упорхнула бабочка. Он счастливо, с обожанием смотрел на Чегоданова, пузырьки летели в его бокале, и сам он был легкий, как пузырек.

– Дорогой Федор, все ликуют, поздравляя тебя с победой. Но только я знаю, что эта победа наваливает на тебя неподъемную тяжесть. Тяжесть управления такой страной, как Россия. Когда ты четыре года назад передавал мне власть, я не представлял, сколько она весит. А весит она столько, сколько весит земной шар. Дорогой Федор, поздравляя тебя, я возвращаю тебе в сохранности то, что принял четыре года назад. Возвращаю Россию, где в сохранности каждый город, каждая деревня, каждая речушка. Ты убедился в моей верности и любви. И впредь наш союз нерушим, и мы с тобой неразлучны. За твою Победу, за наш Союз! – Они обнялись с Чегодановым. Пили шампанское, глядя один на другого сквозь золотой напиток.

Среди победителей присутствовал тележурналист Немврозов, чей вклад в победу был несомненен. Улучив момент, он подошел к Чегоданову, держа за хрупкую ножку бокал:

– Федор Федорович, с победой вас! – Он скромно поклонился, не позволяя себе вольного взгляда, понимая, какая дистанция между ним и всемогущим президентом, и тот милостиво чокнулся с ним.

Чегоданов поднял руку, прекращая шум. Все замерли, завороженно, влюбленно глядя на своего президента. Чегоданов благодарно обвел всех глазами, и все знали этот мягкий, вкрадчивый взгляд, суливший высочайшее расположение, милость, воздаяние за верную службу.

– Вы все работали безупречно, друзья мои. Мало кто может похвастаться такой образцовой командой, как наша. Вы все высочайшие профессионалы, все спаяны одной целью, и эта цель – наша ненаглядная Россия. Будем работать во имя России. За Россию! – Он выпил среди бурных рукоплесканий.

Бекетов испытывал утомление и благостное тепло, которое сменило ужасное, длившееся месяцами напряжение. Исчез близкий к срыву мучительный страх перед возможной ошибкой, сулившей катастрофу. Теперь, среди сверкания люстр, нежного стеклянного звона он оттаивал, наслаждался. Знал, что передышка на час. Уже завтра его вызовет Чегоданов, предложит пост в Администрации. Начнутся консультации по составу правительства, утверждение губернаторов, генералов в силовых министерствах.

Начальник охраны Божок в перерыве между тостами спросил:

– Федор Федорович, а что будем делать с этим разбойником Градобоевым? Мне сообщили, что он созывает народ, хочет вести его к Дому Правительства.

– Он не опасен, – легкомысленно отмахнулся Чегоданов. – Он смертельно ранен и уползет в лес умирать под корягой.

– Может, ему помочь уползти?

– Он больше не волнует меня. Забудем о нем навсегда. И ты забудь!

– Будет сделано! Забудем навсегда! – шутовски щелкнул каблуками Божок, приложив ладонь к виску.

И Бекетов вдруг увидел красные угольки жестокости в смеющихся глазах телохранителя. И мысль о Елене, о которой не думал весь этот грохочущий день. И мысль о Градобоеве, который мечется, как подранок, погружаясь во тьму своего поражения. Бекетов отошел, стал звонить Елене, но ее телефон молчал.

Между тем Чегоданов подошел к Стоцкому, который мило беседовал с режиссером Купатовым. Взял его дружески под руку:

– Прости, Валя, я на минуту тебя отвлеку, – повел в соседнюю комнату, где можно было уединиться во время ночных неусыпных бдений и оперативных совещаний. Провел Стоцкого к столику, на котором стоял компьютер. Вернулся к дверям и плотно их закрыл. Убедился, что и вторая, ведущая из комнаты, дверь тоже закрыта.

– Что ты мне хочешь сказать, Федя? – улыбался Стоцкий.

Чегоданов достал из кармана флешку, вставил в компьютер. Зазвучал голос Стоцкого, дрожащий от страсти:

«Если бы вы знали, господин Градобоев, как вас ненавидит Чегоданов! Как вас боится! Вы для Чегоданова смертельный враг! Чегоданов чудовище, мерзкое, грязное! Он вор, ненасытный, безумный! Он захватил Россию и грабит, выскребает, хапает! Он главарь банды, которая изгрызла страну, не оставляя ей шанса выжить. У него счета во всех банках мира, он хозяин тысяч корпораций и фирм. Он присваивает себе нефть, газ, сталь, оружие, хлеб. Его министры – воры. Его министр обороны своровал все довольствие армии, все вооружение. Он обворовывает космос, детские сады, ветеранов, больных туберкулезом…»

– Федя, это ложь, подделка! – воскликнул Стоцкий.

– Молчать! – приказал Чегоданов.

Голос Стоцкого, записанный на флешку, продолжал звучать:

«Он жестокий маньяк. Замучил жену, посадил ее на наркотик, чтобы она не мешала ему развратничать. Ходит в церковь, молится на виду Господу Богу, а ночами ворожит, слушает колдуний, гадает на крови!..»

– Не верь, Федя! Нас хотят поссорить! – жалобно стонал Стоцкий.

– Молчать! – оборвал его Чегоданов.

Голос Стоцкого, исполненный ненависти, все звучал:

«И при этом сибарит, тяготится государственными делами. Полдня плавает в бассейне, играет в теннис, принимает массажи. Обожает дорогие авто, виллы, общество европейских аристократов, которые тайно смеются над ним. Он мнителен, боится заговора, и когда-нибудь этот заговор осуществится. Его убьют золотой табакеркой в сумрачном коридоре дворца! Он – гибель России! Гибель русского народа! Россия его не вынесет! Помогите убрать его!»