Время золотое - Александр Проханов

«Верная своим воровским законам, банда Чегоданова украла у нас победу на выборах. Тысячи нарушений – вброс фальшивых бюллетеней, угрозы избирателям, подмена итоговых документов и, главное, показания «электронного мошенника», системы «ГАЗ-Выборы», – все это превратило голосование в гнусный фарс. По подсчету наших и иностранных наблюдателей, мы победили с пропорцией 62 к 38 процентам голосов в нашу пользу. Чегоданов – узурпатор, совершивший государственный переворот. И мы скажем ему: «Нет!» Братья, собирайтесь на Болотной площади, приводите с собой друзей, соседей, детей. Покажем узурпатору, что мы не стадо покорных животных, не сборище рабов. Мы свободные люди, гордые граждане великой страны, и мы вернем украденные голоса. С нами все мировое сообщество, с нами все демократические страны, с нами историческая правда. Мы победим!»

Он слышал под окнами невнятный гул голосов, вой полицейской сирены. Вошел телохранитель Хуторянин, осторожный, вкрадчивый, зоркий, с той чуткой бдительностью, которая во всем подозревала опасность.

– Иван Александрович, перед входом собрался народ. И подходят все новые люди. Ваши сторонники не согласны с итогами выборов. Готовы идти к Дому Правительства. Им что-то надо сказать.

– Правильно, народ не сдается! Народ имеет право на восстание! Я сейчас к ним спущусь.

– Мне кажется, Иван Александрович, не надо спускаться. Лучше выйдите к ним на балкон.

– Еще лучше! В этом есть что-то революционное. Речь Ленина с балкона Кшесинской. Открывайте балкон, Семен Семенович!

Хуторянин отбросил штору. Стал открывать балкон. За зиму дверь балкона разбухла, приклеилась к косяку, и Хуторянин дергал, приподнимал дверь, прежде чем она открылась. В душную комнату пахнул весенний ветер, зашевелились на столе бумаги. Ворвался металлический гул мегафона, рокот толпы. Градобоев встал и, не набрасывая пальто, уверенно, широким шагом, ступил на балкон.

Переулок был полон бурлящих людей. Под фонарями виднелось множество лиц, плакатов, флагов. Вдалеке набережная Москвы-реки мерцала пролетными ночными огнями. В желтом зареве, огромный, в забрале и латах, стоял великан, и у его ног слабо переливалась ночная вода.

Люди, увидев Градобоева, радостно взревели, выше воздели плакаты и флаги. Вдохновленный этим приветственным рокотом, он, их вождь, их несдавшийся лидер, был готов обратиться к ним с пламенными, зовущими в бой словами.

Он схватил руками мокрую от дождя решетку балкона. Ветер развевал его волосы. Он набрал полную грудь холодного сладкого воздуха. Увидел в доме напротив, в черном приоткрытом окне, слабую искру. Она увеличивалась, становилась ярче. Наливалась драгоценным светом, начинала сверкать, как волшебный бриллиант. Была упоительной, дивной звездой, озарявшей всю его жизнь. Божественной каплей росы, которую он увидел однажды, ребенком, стоя босыми ногами на влажном крыльце. Среди утренней сверкавшей росы глаза усмотрели сказочную росинку, которая переливалась алыми, голубыми, золотыми огнями. А потом исчезла, и всю жизнь его глаза продолжали ее искать. Чудная, как путеводная звезда, как несказанное чудо, она манила его. И теперь появилась, летела ему навстречу во всей своей божественной красоте. Ликуя, он ждал ее приближения, и она входила в него, сливалась с ним, расцветала в нем, как сказочная радуга.

Пуля врезалась ему в лоб, просверлила лобную кость, рассекла и взрыхлила мозг и остановилась внутри, у костяного затылка. Градобоев качался, раскрыв руки, словно собираясь взлететь, а потом перегнулся чрез перила и рухнул на тротуар.

Толпа взвыла. Раздался женский визг. Елена видела, как тяжело падает Градобоев, ударяется с глухим стуком о землю. Вокруг него открылась пустота, блестящий от дождя асфальт, на котором лежало его большое распростертое тело.

Елена тихо ахнула, выбралась из толпы и, забыв, где оставила машину, пошла, заторопилась, слепо побежала среди размытых огней, размахивая сумочкой, не замечая, что кричит и рыдает.

Она кружила по переулкам, пробираясь к набережной. Бежала вдоль забора, отделявшего какую-то стройку. Ей навстречу попался человек. Сначала колыхнулся, уступая дорогу, а потом кинулся, вырвал сумочку и, виляя, в черной робе и вязаной шапочке, бросился прочь. Елена устремилась за ним:

– Отдайте! Остановитесь! Что вы делаете!

Человек нырнул в щель забора. Елена скользнула за ним, увидела в свете высокого огня вырытый котлован, какие-то недвижные механизмы, вагончики. Из вагончиков ей навстречу выскочили люди – те же темные робы, шапочки, азиатские плоские лица. Набросились на Елену, стали тащить в вагончик. Она противилась, кричала. Удар в голову оглушил ее. Ее заволокли в вагончик, где горела тусклая лампа, стоял стол с объедками и бутылками, к стене был придвинут топчан. Ее стали валить, сдирать одежду. Она отбивалась, визжала. На голову ей накинули какую-то мокрую зловонную дерюгу, она задохнулась, сникла. Ее повалили на топчан, и она, захлебываясь, всасывая мокрый зловонный воздух, не сопротивлялась.

Ее насиловали, долго, становясь в очередь, жадно хрипя, произнося неведомые ей слова. Посмеивались, ударяли больно в живот и бедра. Она потеряла сознание, а когда очнулась, было тихо.

Она сволокла с головы дерюгу. Упрятала голые груди в обрывки одежды. Горела тусклая лампа, блестели на столе пустые бутылки, и ее голые белые ноги казались чудовищными, отдельными от нее протезами.

Чудесным майским днем состоялась инаугурация президента. Москва казалась умытой, озаренной, с изумрудом распустившихся лип, с пылающими на клумбах тюльпанами, с бурными фонтанами. Кортеж мчался по Кутузовскому проспекту. Пустой и ясный, проспект раскрывал просторную даль. Мотоциклисты, образуя клин, летели, брызгая хрустальными огнями. «Мерседес» несся, едва касаясь земли. В салоне за темными стеклами сидел Чегоданов. В его глазах переливалась перламутровая Москва. Она казалась безлюдной, не было на тротуарах толпы, исчезли автомобили. Только виднелись полицейские посты и на крышах на мгновение возникали снайперы.

Это безлюдье волновало Чегоданова. Город принадлежал только ему, он был единственный его обитатель. И путь, который ему предстояло проделать, был той таинственной и грозной дорогой, которой двигались до него цари и вожди. Избранники судьбы, наделенные властью над огромной страной, которую им надлежало строить и взращивать, подавлять бунты, выигрывать войны, строить дворцы и храмы и, если будет угодно Богу, погибать в закоулках дворца, или в пламени взрыва, или в черном расстрельном подвале.

Впереди возникла Триумфальная арка в своей ампирной красоте и величии. Кортеж промчался под сводами арки. Колесница на ее вершине метнулась вслед за кортежем, и крылатые трубачи гремели победные гимны.

Кремль, торжественный, алый, воссиял куполами, белизной соборов, янтарным солнцем дворца. Чегоданов почувствовал на лице сладкое жжение, словно кто-то восхитительный поцеловал его глаза. Кремль ждал его, выбрал одного из бесчисленных, чтобы отворить перед ним врата. Впустить в священные чертоги, окружить волшебными силами, от которых воля обретает могущество, а дух соединяется с духом великой, непостижимой страны, с ее таинственной небесной судьбой.