Хоккенхаймская ведьма - Борис Конофальский

Барон морщился от слов Сыча, как будто тот ему зубы рвал. Но он понимал, что все, о чём говорит этот крепкий мужик — всё по делу. И дело нужно было делать.

— Ладно, — барон махнул рукой. — Герцог с меня голову снимет, да делать нечего, делайте, как он говорит. Встряхните этот город, — он встал и погрозил Волкову пальцем: — Но найдите мне то, что нужно.

И, не прощаясь, пошёл в свои покои, которые снял тут же.

— Слышали? — спросил кавалер. — Карл, покупайте лошадей и телеги, верёвки купите, распределите сержантов по выездам, но никуда их до ночи не ставьте. Вы станете на выездах, мне дадите десять человек, бургомистра и лейтенанта, стражи буду сам брать.

— Да, кавалер, — ответил Брюнхвальд, кивая.

— А ты, Фриц Ламме, — он редко называл Сыча по имени, — не упусти мне Рутт. Не упусти! Не знаю, как ты её выслеживать будешь, но не упусти.

— Возьму коня, экселенц, и буду с ней рядом всё время.

Волков рукой отломил большой кусок жаркого и протянул его Сычу:

— Иди, поешь, как следует.

Сыч любил хорошую еду, он был благодарен.

Переполох в доме начался задолго до рассвета. Множество слуг, жена с заспанными детьми, рыдающе домочадцы и приживалы создавали хаос. Выли, суетились, таскали вещи. Зажигали в огромном доме все огни. Солдаты Брюнхвальда, никогда не бывавшие в таких богатых домах, дивились всему, что видели. И коврам, и посуде серебряной, и свечам, что без счёту жгут слуги.

А ещё слуги таскали вещи так, словно господин переезжает куда-то.

— А дозволено ли мне будет взять посуду, — со взглядом бараньего смирения перед злой судьбой говорил господин фон Гевен, всесильный бургомистр города Хоккенхайм.

— Позже, говорю же вам, позже вам привезут, — Волков пытался быть суровым, но в покоях рыдала жена бургомистра, а его дети с ужасом смотрели на него, и он говорил даже сострадательно, — берите тёплую одежду и немного еды.

— А перину, — всхлипывала жена, — перину можно, там же не на чем спать ему будет, или там есть перины? Господин рыцарь, дозвольте ему взять перину, если там есть перины, они наверняка с клопами, пусть он возьмёт свою.

— Да, да, хорошо, — нехотя согласился кавалер, — дозволено ему взять свою перину.

Слуги, сразу трое, кинулись за перинами.

— Господин бургомистр, одевайтесь вы уже, — заговорил Волков, как только слуги скрылись.

Бургомистр, всё ещё в ночной рубахе и колпаке, закричал:

— Ёзеф, платье неси и вели карету мне запрягать, не пешком же мне в тюрьму идти.

На памяти Волкова это был первый случай, когда кто-то едет в холодной дом в карете.

— Вы не забыли? — произнёс кавалер.

— Про что? — спросил Бургомистр.

— Я велел нести сюда вашу казну, я её тоже арестовываю.

— Ах, да, — вспомнил господин фон Гевен, — нести, ничего не нужно. У меня всё здесь.

Он поманил кавалера рукой, тот пошёл за ним и у кровати увидал сундук, небольшой и крепкий, достав из-под рубахи ключ, бургомистр передал его Волкову.

Тот присел, кряхтя и морщась от боли в ноге, отпер сундук. И обомлел, он был почти полон серебра, но между белыми монетами то и дело желтело золото. Деньги просто сваливали в кучу, даже не сортировали.

— И сколько здесь чего? — спросил кавалер, глянув на бургомистра.

Тот всхлипнул и произнёс, глядя в стену:

— Не знаю. Откуда мне знать…

— Так нужно всё посчитать и составить опись, — сказал Волков.

— Так-то не к спеху, я думаю, — говорил бургомистр поникшим голосом.

— Ну, всё равно это нужно будет сделать. Не сейчас, так позже.

— Делайте всё, что нужно, но прошу вас, оставьте моей бедной жене и моим бедным детям хоть сотню талеров на пропитание.

Волков удивлённо поглядел на этого малахольного и понял, что деньги в этом доме давно не считали. Он зачерпнул пригоршню монет и высыпал её на перину — жене и детям, чуть подумав, зачерпнул ещё одну. Затем закрыл сундук, ключ спрятал к себе в кошель и позвал солдат:

— Несите вниз, пусть те, что на дверях стоят — караулят. Глаз чтобы не отрывали.

Два крепких солдата едва оторвали сундук от пола, потащили вниз. А бургомистр, всё ещё не одетый, всхлипывая, просил:

— Добрый, добрый господин кавалер, дозволено ли мне будет написать всего одно письмо?

— Пока не оденетесь, не дозволяю, оденьтесь сначала.

— Ёзеф, — истерично взвизгнула жена бургомистра, — платье господина немедленно и письменный прибор.

Стрый комендант городского арсенала и тюрьмы Альбрехт был на месте, хотя солнце едва только стало подниматься. Он увидел бургомистра, которого вели солдаты, и не удивлён был:

— Хех, — сказал он, задорно дёргая себя за седую бороду, — долетался голубок.

— Не вздумайте его выпустить, — сказал кавалер, отводя коменданта в сторону.

— И чьим же именем его мне держать?

— Моим, — произнёс Волков.

— А кто же вас уполномочил? — не отставал комендант.

— Герцог Карл фон Ребенрее.

— Герцог Карл? Ага, ага, — раздумывал старый вояка, всё ещё теребя бороду. — А бумага у вас есть, какая-нибудь от нашего принца Карла?

— А рыцарского слова вам будет недостаточно?

— Отчего же, достаточно, конечно, достаточно, — говорил комендант, радостно соглашаясь. — На сегодня, а к завтра, вы уж соорудите какую-нибудь бумагу из нашего магистрата. Иначе никак.

— Я что-нибудь придумаю, — обещал кавалер. — А пока приготовьте ещё одну камеру, я приведу вам вашего лейтенанта.

— Лейтенанта? — спросил комендант. — Вайгеля?

— Да, его, его тоже арестуем.

— Нет, это вряд ли, его вам не арестовать, — задорно говорил комендант.

— Думаете… Полагаете, он хорош в бою и мы не возьмём его? — насторожился кавалер. — Думаете, его люди поддержат его?

— Нет, про то, каков он в бою, я не знаю. Но вот, что он умнее некоторых, — комендант Альбрехт кивнул на стоящего в коридоре с тоскливой миной бургомистра, — это точно.

— Говорите уже вы, — болтливый старик начинал злить Волкова.

— Так сбежал уже лейтенант.

— Как сбежал? — опешил кавалер.

— А так и сбежал, домишко и прочее своё имущество заложил купчишкам — дуракам, сел на лодку и фьють… Уплыл вместе с семьёй.

— Уплыл? — только и оставалось спрашивать кавалеру.

— Неделю как, а может, и того раньше.

— Значит, теперь вы будете лейтенантом городской стражи, — пришёл в себя Волков.