Жорж Бизе - Николай Савинов

Он отходит в другой конец комнаты и слушает, обхватив голову руками.

— Какие шедевры! Но и какая ужасная безнадежность! Это рождает ностальгию о смерти.

И, вернувшись к роялю, он играет «Похоронный марш» Шумана, потом «Траурный марш» Шопена.

Женевьеве все это не по сердцу. Она откровенно скучает.

Вдруг она оживляется: в передней — звонок. Это явился Эли-Мириам Делаборд.

Незаконный сын пианиста Валентэна Алкана, он всего на год моложе Жоржа Бизе. Отец начал давать ему уроки, когда мальчику не было еще пяти лет. Потом он учился у Мошелеса и достаточно быстро добился известности виртуоза. Он недавно вернулся из Англии, где скоротал дни войны и Коммуны в обществе двадцати пяти попугайчиков. В Париже у него очень уютная студия, где он пишет картины, — со следами влияния его друга Клода Моне, — которые он выставляет ежегодно под псевдонимом «Мириам». Только что он назначен профессором Консерватории по фортепианному классу.

Весьма изящный, невысокого роста, с артистической внешностью, тронутой легким оттенком раблезианства, Делаборд находит жизнь «прекрасной и удивительной». Ровно ничем не занимаясь всерьез, он старается пользоваться всеми радостями, «уставая от отдыха». Опытный фехтовальщик, отважный гребец, он разделяет страсть Бизе к плаванию и очень любит разглагольствовать о параллелях между симфонической и театральной музыкой — тема, весьма интересующая и Бизе. Его визиты вносят некоторую разрядку в усложнившиеся отношения Женевьевы и — с ее точки зрения — «неудачника» Жоржа Бизе.

Но разрядка очень быстро оборачивается бедою: Бизе видит, что Женевьева не на шутку увлеклась Делабордом.

Она этого и не скрывает.

— Ну подумаешь! Велика важность! Да, Эли-Мириам ежедневно появляется в этом доме. Ей с ним весело! Да! Она и так месяцами совершенно одна — и не видится с мамочкой, которую обожает — да-да, обожает! Не сидеть же одной, как Пенелопе, тупо ждущей супруга! Ах, она понимает — Бизе попросту неприятно видеть рядом преуспевающего человека! Что же делать — успеха достоин не всякий. В Консерваторию все-таки пригласили не кого-то другого, а Делаборда. Умейте жить!

Неожиданная новость заставляет ее прикусить язычок: Бизе представлен к ордену Почетного Легиона.

Проблеск света ворвался в смятенную душу. Благодарный за любое проявление доброго отношения, помнящий, что именно Карвальо заказал в свое время ему и «Искателей жемчуга», и «Пертскую красавицу», а теперь еще — «Арлезианку», он пишет Мари-Каролине-Феликс: «Большая доля моей орденской ленты принадлежит вашему мужу, благодаря ему я получил ее. Я этого не забыл и никогда об этом не забуду».

Почему его радует эта награда? Разве он не писал три года назад — «то, что называют почестями, чинами (во множественном числе), званиями и т. д., внушало бы мне глубокое отвращение, если бы я не был к ним так равнодушен»?

Он не лгал тогда ни себе, ни другим. Но сегодня ему это необходимо — хоть так отстоять свое человеческое достоинство в глазах Женевьевы. Ибо, что бы там ни было, — он ее безгранично любит.

Одиночество… Оно обостряет тоску о прошлом, о трех годах счастья, проведенных в Италии, — «там, под сенью пиний, в душевном покое милой виллы».

Молодой композитор Анри Марешаль, удостоенный как когда-то и сам Бизе Римской премии и проведший три года вдали от Парижа, спешит по возвращении повидаться с Бизе:

— Он сел к роялю и стал разбирать привезенные мною рукописи — все, что я там сочинил… Он читал с листа с легкостью, казавшейся мне невероятной. Потом мы прошли в его рабочий кабинет. Трубки были закурены, и мы беседовали об искусстве, о публике — и это продолжалось почти до самого полудня. Во время беседы на его глаза часто навертывались слезы, но усилием воли он тут же скрывал их. Он вообще стремился скрывать свои чувства, даже от самых близких людей. Как часто он улыбался, пряча страдания… но и сквозь смех можно было понять, что он ранен.

…Между тем «Жанна д'Арк» Шарля Гуно — уже накануне премьеры. Идут последние репетиции, и Жорж Бизе — представитель отсутствующего автора — разумеется, в театре. Это дает ему возможность насладиться очаровательным эпизодом.

Вазей — величайший из режиссеров, как он сам полагает, — останавливает актрису:

— Что это у вас там? — Где?

— На поясе?

— Букет фиалок.

— И вы собираетесь в таком виде появиться на сцене?

— А что тут плохого?

— Несчастная! Разве росли фиалки в эпоху Карла VII? Престиж — прежде всего. И оперный коллега Вазея, Шарль Поншар, постановщик «Кармен», не менее, чем Вазей, заботится о престиже.

Массовые сцены первого акта и сегодня — почти накануне премьеры! — идут из рук вон плохо: Поншар просто не в состоянии справиться с ними. Бывший лирический тенор, он знает, как «должны» выглядеть оперы, в которых сам он недавно пел, — знает, кто выходит из правой кулисы, а кто из левой и где нужно поднять руку, указующую на небеса! Но сладить со всем этим новомодным сумбуром!

Бизе предлагает очередное новшество: нужно ввести группу статистов, которые обеспечат все мимические эпизоды, — в том числе «Драку», — пока хор будет петь.

— Вмешательство в мои прерогативы! — вопит Поншар. И бежит жаловаться Дю-Локлю.

Дю-Локль принимает сторону режиссера. Его вообще раздражает эта настырность Бизе.

— Раз уж вы пошли ради «Кармен» на большие жертвы, — говорит ему композитор, — сделайте мне, пожалуйста, еще одно маленькое одолжение. Позвольте мне взять дополнительно шесть первых и четыре вторых сопрано для двух моих хоров табачниц… То, о чем я вас прошу, задержит всех не больше чем на пять минут. Женщины налицо. Я сам прорепетирую с ними завтра, в воскресенье и послезавтра, в понедельник. Во вторник они смогут занять свои места на сцене. Сделаю все необходимое, чтобы хоры были готовы в три дня. Простите мне, пожалуйста, мою прихоть и не думайте, что я эгоистичен; если бы я был перед врагами один, я бы не беспокоился. Но со мною вы; вы рискуете больше, чем я. Предвижу возможную победу, уверяю вас и знаю, что вы будете вознаграждены ею. Это дело чести, дорогой друг, а также и чувства.

— То, о чем вы просите, мне не кажется очень разумным, — отвечает Дю-Локль. — Вашей просьбой о прибавлении певцов в хоры «Кармен» вы обрекаете нас по крайней мере на недельные дополнительные расходы.

— Не стоит экономить на малом, — вмешивается Гале-ви. — Иной раз ведь подводит пустяк!

Скрепя сердце Дю-Локль соглашается. Все-таки маленькое достижение! На душе у Бизе неспокойно:

— Люди считают, что я угрюм, сложен, мрачен, больше занят техническими задачами, чем подлинным вдохновением. И все-таки на этот раз я написал вещь, которая вся ясность и живость, полна красок и мелодий.

15 января Шудан приобретает партитуру «Кармен» за 25 тысяч франков — таким образом, хоть на время, отпадает изнурительная забота о каждом завтрашнем дне. Сумма будет увеличена, если опера прозвучит более пятидесяти раз.