Последний бой Пересвета - Татьяна Беспалова

«Женщина? Воительница? – подумал Ослябя в смятении. – Эх, укрепи мой дух Пресвятая Богородица, когда придётся бабу убивать!»

И он бросился в бой. Север, повинуясь повелению своего седока, вынес Ослябю в центр схватки и в два прыжка настиг тонконогого скакуна, на котором сидел предводитель степняков. Замах, свист клинка – и на красивом шлеме появилась некрасивая вмятина. Всадник в вызолоченных доспехах пал грудью на шею коня, а тот уворачиваясь от зубов Севера, скакнул в сторону, вынес своего хозяина из-под нового удара, наверняка ставшего бы смертельным. Ослябя чуял: степные лучники прицелились, да боятся попасть не в того.

Север вновь понёсся по лугу и вновь нагнал тонконогого гнедого красавца со всадником, еле державшимся в седле. Но на этот раз Ослябя не стал рубить противника мечом. На скаку он успел извлечь из седельных петель короткую пику. Ему удалось замахнуться, удалось метнуть пику, удалось попасть ею в защищённую бармицей шею противника. Ослябя поначалу не почувствовал боли, хотя вражеская стрела глубоко вонзилась ему в левое плечо. Он видел, как враг валится наземь, видел его красивое, искажённое яростью лицо, видел оскаленные жемчужно-белые зубы, слышал вопль степняков:

– Царевич Араб-шах ранен!

А верный Север уже нёс Андрея дальше, как вдруг на пути оказался новый противник – огромный, ужасный ликом. За плечами его, подобно плащу, виднелась медвежья шкура.

Конь ордынца, похожий на лесного лося, скалился и тряс головой. Немалый и неслабый Север, казался рядом с ним тонконогим, узкогрудым жеребёнком-недоростком. Ослябя слышал вой татар:

– Властелин Пятиглавой горы! Убей врага! Убей! Убей!

Андрей не стал тратить силы на этого исполина, ведь у него была другая цель – помочь княжичу Ваньке и товарищам своим. Ослябя круто развернул коня, понёсся в другую сторону по залитой кровью поляне. Вражеские стрелы сновали вокруг, а враги вопили истошно:

– Трус! Убей труса! Убей! Убей!

Андрей услышал, как свистнула над головой петля аркана, уклонился, но оказалось, что предназначалась эта петля Северу. Обвила стройную конскую шею, нещадно сдавила, заставила остановиться на полном скаку. А верёвка-то до чего толстая! Другую Север бы порвал, а эту не смог – упал-завалился набок, захрипел сдавленным горлом. Это кто ж такой силищей может обладать, чтоб одним рывком свалить нехилого коня?

Падая вместе с Севером, Ослябя неудачно приложился к земле левым, раненым, плечом. Торчавшая из плеча стрела обломилась, и боль, будто яд, разлилась по телу. Левая рука теперь повисла плетью, но осталась подвижной правая, чтобы держать меч, поэтому Андрей превозмог себя, покатился по траве под ноги красивого царевича Арапши, уже стоявшего, как ни в чём не бывало. Вскочив, изготовился к новой схватке, и быть бы Ослябе снова победителем, если б не тяжёлый щит, обрушенный ему на голову кем-то высоким и могучим. Андрей рухнул в траву.

– И на что ты надеялся, витязь? – послышался тявкающий голосок. Русский выговор был довольно-таки чистым, но всё ж с огрехами. – Неужто можно малым числом сразиться с тремя десятками отважных степных воинов и победить? Не лучше ли сразу сдаться, оберегая тело от напрасных увечий?

* * *

Княжич Иван стоял на краю невысокого обрыва. Левой рукой зажимал кровоточащую рану на боку, а из правой так и не выпустил меча. Егорий Таранец стоял рядом, цел и невредим. Царевич Арапша сидел в седле, смотрел на княжича, словно прикидывая, какой смерти его предать. «Лучше Ваньке кинуться на меч», – подумал Ослябя, силясь разогнать туман в голове.

Тут же топтались и пятеро мордовских князей. Что за народ! Хоть и зовутся князьями, а по виду да по сущности как есть рвань! В лаптях и в онучах, из доспеха одна кольчуга, а то и вовсе панцырь кожаный со ржавыми железными бляхами, ножны мечей небогатые. Но рожи свирепые, обиженные.

Мордовцы стояли перед царевичем в ряд, все пятеро: Лопай, Маляка, Андямка, Сырка, Варака.

– Эй, князь! – крикнул Ваньке старший, Лопай. В исцарапанном шлеме и таком же древнем нагруднике, надетом поверх простого кафтана, он грозно топорщил на Ивана растрепанную бороду:

– Не напрасно мы по степи пять дней и пять ночей таскались, войско Араб-шаха искали.

– Ведь нашли-таки! – подтвердил худосочный, низенький, похожий на озлобленного голодом лесного лешего Варака.

– Обожрали вы нас и нивы вытоптали! А Араб-шах нам щедро заплатил! По три коня дал! Каждому! – верещал Лопай.

– Дозволь, царевич, мне отродье Фомы Нижегородского прирезать, – длинный мосластый Маляка хоть и кланялся низко в ноги царевичу Арапше, а улыбку осклизлую с лица не убирал.

– Настанет день, и я вас перережу, всех пятерых, сразу! – прорычал Ослябя.

– Эй, жестокий человек! – крикнул Иван Ослябе. – Расскажи людям, как я умер!

Иван, по-прежнему не выпуская из руки окровавленный меч, начал заваливаться назад. Арапша вскинулся, нукеры его бросились к Ивану, но тот уже скрылся за краем обрыва. Он был ещё жив, когда мутные воды Пьяны сомкнулись над ним.

Егорий бестрепетно последовал за товарищем детских игр, но юркая стрела степняка не дала ему утонуть. Её каленый наконечник ужалил Егория в правый глаз. Больно ужалил, насмерть.

* * *

Над кровавыми водами Пьяны собиралась гроза. Ослябя всматривался в почерневший горизонт. Там высверкивали оранжевые сполохи зарниц.

– Что с нами будет, батя? – шёпотом спросил Егорка.

– Готовься к смерти. Молись, пока ещё можешь, – ответил за Ослябю Лаврентий.

Царевич свирепо оскалился. Лаврентий перекрестился.

– Неужто Господу было угодно воскресить нехристя Марзука-мурзу? – прошептал он.

– Обезглавить! – по-татарски прошипел Арапша. – Обезглавить всех, кроме этого! – царевич указал острием сабли на Ослябю и добавил: – Этого в колодки! Купцы в Сарае дадут мне за него хорошую цену.

– Не сочти мои слова дерзостью, Араб-шах, – прогудел подъехавший Челубей, – но этого поймал я. Значит, он мой.

Царевич милостиво улыбнулся, соглашаясь с могучим воином. Затем махнул рукой, чтоб начинали казнь.

Товарищей Осляби обезглавили немедля. Андрей смотрел, как острая сабля секла их шеи. Вот покатилась в траву голова Лаврентия, вот упало наземь лишённое головы, сделавшееся странно коротким тело Дубыни. Мог ли Ослябя творить молитву, позабыв все слова известных ему человеческих наречий? Он видел алую кровь своих товарищей, растекавшуюся по траве, уходившую в чёрную землю. Не морок ли это? Не колдовское ли зелье вдыхал он все эти дни вместе с воздухом мордовской земли? Внезапно стало совсем темно. В ушах зазвенело, и показалось, что солнце обрушило на Ослябю весь свой жар.

– Теперь ты раб, – по-русски протявкал Ястырь, обращаясь к Андрею. – Но пока тебя не станут продавать. Пока войско ходит в этих степях, ты остаёшься в услужении лучшего из здешних воинов – Челубея. Будешь идти в обозе, вслед за повозкой прекрасной Зубейды!