Каменная пациентка - Эрин Келли

Она завидовала не только способности Марианны любить собственного ребенка. Она завидовала также и Хонор, несмотря на ее болезнь; трудной, разочаровывающей дочери, которая была так явно любима своей матерью.

Обычно Хелен любила субботы. Было достаточно переписки и чтения, чтобы занять ее, и, как правило, она что-то смотрела после обеда или вечером. Сегодня, однако, она отменила поход на вечерний концерт. Видимо, прошлое наконец догнало ее вместе с возрастом. События последних дней, казалось, ускорили великое предательство ее тела. Это началось с электронного письма Марианны. Неожиданное столкновение с Джессом на Парламентской площади напомнило, что ей уже девятый десяток. Она превратилась в маленькую старую леди, боящуюся пойти куда-то одной, и придумала катаракту только для того, чтобы находиться в компании Марианны. Но на самом деле она едва ли могла припомнить большее чувство одиночества, чем в момент, когда продавщица ошиблась и приняла Хелен за мать Марианны, и Марианна на секунду улыбнулась – не дежурно растянув губы, как ожидала Хелен, а мягко – и лучики вокруг глаз и губ сделали из просто привлекательной женщины красивую. Все продолжалось не дольше секунды, сменившись окаменевшим подбородком, и это выражение было хуже всех тех, что ему предшествовали.

Хелен чувствовала сухость и ломоту в суставах. Она передвигалась с какой-то новой медлительностью. В зеркале отражались зачатки сутулости – так называемый «вдовий горб». Сейчас, в своей небольшой квартире, она бродила из комнаты в комнату, поправляя и без того ровно висящие картины и вытирая пыль с чистых полок. Интересно, как проводят свои выходные они? Джесс станет сорить деньгами в Настеде, а Марианна, возможно, отправится за покупками или обедать с друзьями. Хелен попыталась думать о чем-либо другом, потерпела неудачу и издала слабый рык разочарования. Беспокоиться о том, где они, что делают, откуда может исходить следующая угроза – теперь, когда почти истек тридцатилетний срок давности? Сообщения от Марианны предполагали, что она пыталась отговорить Джесса от какой-то колоссальной глупости, которая была следующей в его списке действий.

Хелен не могла сосредоточиться на статье, которую собиралась написать – 800 слов для журнала «Сага» о радостях компьютерной грамотности для людей старше семидесяти. Возможность пользоваться Интернетом самой ей приносила мало радости в последние несколько дней. Из любопытства, не в силах забыть страстную мольбу Марианны о защите ее дочери, Хелен ввела имя «Хонор Теккерей» в «Гугл» и залипла на несколько часов в «Инстаграме», прокручивая страницу, пока от мельтешения на экране у нее не закружилась голова. Она поймала себя на том, что стала проверять «Инстраграм» каждый день, чтобы увидеть, как дела у девушки. Работы не соответствовали представлениям Хелен об искусстве, но ее притягивала картина психической хрупкости, явной в хэштегах и неявной в самих изображениях, в весе, внезапно потерянном и набранном, в длинных рукавах и в манере публикаций – то месяцами ничего, то десятки в день. Хонор с благодарностью отвечала своим случайным критикам и имела сообщество товарищей по несчастью. «Господи, если бы все это было доступно в мое время», – подумала Хелен, и поняла, что мыслит категориями настоящей пациентки.

Свежий воздух – вот что освободит ее от водоворота мыслей.

Она завязала шарф вокруг волос, услышала, как хрустнули ее колени – совсем как у Эжени, – когда наклонилась застегнуть ненавистную «липучку» на туфлях, и ступила в тишину бывшего извозчичьего двора, мощенного булыжником. Такие непритязательные послеобеденные прогулки давно заменили ее ежедневные пробежки, но были столь же необходимы. Ее разум прояснялся с каждым шагом, когда она шла через площадь Святого Георгия, мимо своего прежнего дома и через дорогу к голому колючему кустарнику на каменной набережной Пимлико-Гарденс. Вода стояла низко, как никогда, обнажая бурый речной ил, казавшийся ярким под бесцветным небом. На южном берегу из пустыря выросли роскошные квартиры жилого комплекса «Девять вязов». Слева от нее Воксхоллский мост протянулся через реку пятью широкими арками; баржа тащила сухогрузные контейнеры под центральным изгибом. Где-то за этим мостом Хонор Теккерей творила свое искусство, делала «сэлфи» и пыталась остаться в живых.

В воскресенье Хелен проснулась в пять утра, закончила статью к половине восьмого и после десятичасовой службы в церкви Святого Иоанна на Смит-Сквэйр снова прилегла на диван, чтобы дать отдых глазам хотя бы на десять минут. Два часа спустя в ее сон ворвался звонок мобильного телефона. Она ответила прежде, чем полностью открыла глаза, но голос Марианны стал глотком кофеина, подбросившим ее в сидячее положение.

– Извините за такой звонок, но я не знаю больше никого, кто мог бы добраться до нее вовремя. – Голос Марианны дрожал, слова терялись в придыханиях. – Она прямо за углом от вас, до нее пять минут на машине.

Хонор. Она что-то с собой сделала. Кровь Хелен застыла в жилах.

Она не сумела разобрать следующие слова Марианны из-за помех на линии.

– Вам следует выражаться яснее, – произнесла Хелен. На заднем плане работал двигатель. Марианна, видимо, разговаривала по автомобильной громкой связи. У Хелен не было возможности сказать, чтобы Марианна остановила машину: ее слова лились как вода, слишком быстро налезая одно на другое.

– Только что звонил Джесс, он в поезде, едет к ней домой. Он собирается все ей рассказать. Она живет над газетным киоском по Кеннигтон-Лэйн, рядом с Королевской таверной. – Телефон Хонор, как сказала Марианна, был выключен, Джесс добрался почти до ее порога, и в Лондоне не было никого ближе к этому месту, чем Хелен. Хелен осознала, что затаила дыхание, пытаясь понять смысл слов Марианны. Она нервно вздохнула:

– Он представляет для нее физическую угрозу?

Если есть угроза насилия, то первое, что нужно сделать, – это позвонить в полицию и уменьшить риск, но Марианна ответила: нет; его оружием были слова. Хелен требовалось успокоить Марианну, выяснить, что ей нужно и что она ожидает от Хелен.

– Марианна, я уверена, что ваша дочь ничего не скажет ни полиции, ни прессе.

Эта фраза сделала все только хуже. Марианна начала рассказывать о попытке Хонор лишить себя жизни, словно это являлось какой-то новостью. Даже без неуклюжего кружения Марианны в Палате вокруг да около сути проблемы – Хелен поняла бы это о девушке, когда впервые увидела ее фотографию.

Она не могла подыскать правильного ответа. Практичность – вот способ справиться с кризисом. Нужно отзеркалить «факты» Марианны обратно ей, чтобы она сама увидела нелепость того, о чем просит, а затем они вместе могут прийти к работоспособному решению.

– С чего бы вашей дочери мне доверять? А что, если он уже там? Мне восемьдесят лет. Как вы предлагаете мне справиться с разозленным мужчиной на тридцать лет моложе?

– Я не знаю, Хелен. Просто сделайте что-нибудь. Если не ради Хонор, то ради себя. Если он расскажет одному человеку – что помешает ему рассказать всему миру?

Хелен на секунду забыла о своей симпатии к ней.