Братство - Ингар Йонсруд

— Судный день, — пробормотал Фредрик. — Первый из последних дней.

Она проводила их до парковки.

— Как вы считаете… за всем этим может стоять один человек? Или небольшая группа? Как община Сульру?

Петра Йоханссен покачала головой.

— Нет. Это невозможно. Мы говорим о чем-то гораздо большем, где задействовано значительное число высокообразованных людей с доступом к передовым технологиям, масштабным ресурсам и, что не менее важно, располагающих временем. Большим количеством времени. Возможно, десятками лет. Трудно себе представить, — она покачала головой, — чтобы что-то подобное могло произойти без участия властей страны.

Сёрена Плантенстедта положили в психиатрическое отделение больницы Телемарка. Он не спал, не ел и не разговаривал. Два дня он только сидел, смотрел в потолок и бормотал. Бессвязно и бессмысленно.

Когда медсестра зашла к нему на третье утро, его постель была пуста. Но она услышала, как кто-то напевает в ванной. Перед зеркалом стоял Сёрен Плантенстедт. Он был одет, причесан и чистил зубы. Пастор повернулся.

— Я готов. Скажите полиции, что я готов.

Фредрик Бейер стоял у окна и смотрел на машины за окном, рассеянно теребя распахнутые шторы.

Полицейский участок Грёнланна — это современное добротно построенное кирпичное архитектурное сооружение на западной стороне реки Фалькумэльва. Река образует естественную границу между городом и деревней. Протекая северо-западнее Шиена, своими изгибами она напоминает кишку. Западнее полицейского участка расположена возвышенность, наполовину застроенная частными домами, наполовину заросшая. Взгляд Фредрика скользнул по горе, внутри которой произошел взрыв, полуголым стволам сосен и кустарникам, напоминающим свиную щетину.

Кафа с Андреасом выехали из Осло рано. Примерно через десять минут Сёрен Плантенстедт будет сидеть на том стуле, где сейчас сидела Кафа. Она с Коссом будет стоять за односторонним зеркалом в соседней комнате, пока Фредрик с Андреасом будут вести допрос.

— Речь должна идти о Дранге, — сказала Кафа из-за стола за его спиной. — Он не должен пуститься в разглагольствования о самом себе и о Боге. Фундаменталисты любят превозносить самих себя в пустой болтовне. Мы должны узнать, где скрывается остальная часть общины. Узнать, есть ли еще склады с вирусом. Узнать их план. Выяснить конкретную информацию.

Краем глаза Фредрик заметил, что Андреас теребит пуговицы желто-белой рубашки: знак того, что он размышляет. Андреас при этом не говорил ни слова.

Фредрик разглядел Плантенстедта, съежившегося в проехавшей в гараж полицейской машине. Фредрик пересек комнату и остановился рассмотреть ее единственное настенное украшение — нарисованный в академическом стиле акварельный пейзаж Скагена с золотистыми песочными пляжами, темно-синим океаном и мутными чайками в оранжево-красном закате. Отвратительная картина. Фредрик отвернулся.

Андреас отодвинул свой стул назад и изучающее посмотрел на Кафу поверх очков.

— У нас есть какая-нибудь приманка? Станет ли он общаться с нами?

После совместной работы по поиску бомбоубежища в Порсгрунне Андреас с Кафой достигли перемирия. Они все еще соревновались в погоне за лучшие и наиболее внушающие доверия версии. Но теперь Фредрик отметил не без доли гордости, что они приобрели определенное уважение к мнению друг друга. Он остановил взгляд на Кафе. Она перегнулась через стол. Фредрику почему-то вспомнился тот раз, когда она поцеловала его.

— А может стать проблемой, — сказала она. — Если он связывает себя с террористическими планами Дранге, если действительно думает, что грядет Судный день, будут сложности. Он примет свою судьбу. Чем больше мы будем давить, тем больше он закроется в себе. Религиозные экстремисты смотрят на все наказания как на подтверждение воли божьей. Бог проверяет их, потому что они его избранные. Классическая «Уловка-22».

Фредрик слушал и думал, что они идут по ложному следу. Сёрен Плантенстедт пришел к ним рассказать о Бёрре Дранге. О биологическом оружии и планах на Судный день. Возможно, Плантенстедт сам еще не знал этого, но именно это он и собирался сделать. Фредрик был уверен в этом. Пастора беспокоила судьба Пио Отаменди и Карла Юсефсена. Независимо от того, как сильно ему промыли мозги. Было что-то в этом человеке, что говорило: он не считает это правильным. Фредрик заметил неконтролируемое сокращение мышц лица. Как будто неслышимый остальным внутренний голос пастора кричал ему правду изо всех сил. В конце концов, ему придется прислушаться к этому голосу. Только так он обретет покой.

— Сыграем на его чувстве вины.

Коллеги прервали обсуждение и посмотрели на него.

— Не забывайте, что Плантенстедт больше, чем просто пастор-фундаменталист. Он еще и человек с высшим биохимическим образованием. Его религиозность основана на интеллекте, а не только на эмоциях. Он и сам знает, какие ужасы сотворил. В нем борются мораль и вера. Вот здесь и будем копать.

В дверь тихо постучали, и показалась голова полицейского.

— Арестант и его адвокат прибыли.

Сёрен Плантенстедт передвигался по комнате так, как это делают ночные грызуны. Дешевый пиджак сменила куртка. Пастор рьяно чавкал жвачкой. Он никак не показал, что узнал Фредрика, и, сдержанно и как-то странно улыбаясь, подал ему руку.

— Это Андреас Фигуэрас. Мой коллега. Мы надеемся на…

Дальше Фредрик не договорил.

Потому что голова Сёрена Плантенстедта взорвалась.

Никак иначе описать это нельзя. Как только Фредрик начал говорить, пастор посмотрел на него. И когда их взгляды встретились, головы уже не было. Ее снесло.

Высокоскоростная пуля попала в висок. Весь череп до челюсти был разорван, обнажив изогнутый ряд нижних зубов. В горле, как в засорившемся унитазе, забулькала густая красноватая жидкость, и яркая кровь из аорты фонтаном забила на полметра вверх. Она окрасила в красный цвет письменный стол, блокнот, стулья, адвоката, Фредрика Бейера и Андреаса Фигуэраса.

Красный, как закат на полотнах художников скагенской школы[62].

Душ в подвале здания полиции. Темная кровь и светлая мозговая масса вперемешку с водой. Светло-красные пятна на белой плитке.

С горного хребта он смотрел прямо на здание полиции. Оконное стекло было пробито одной идеально попавшей в цель пулей. С внутренней стороны оно было затянуто толстым белым пластиком, чтобы фотографы из прессы «не обжирались» со своими трехсотмиллиметровыми объективами.

В бахилах и синих латексных перчатках, Фредрик присел на корточки у поредевшей ели как можно ниже, насколько позволяло больное колено. Он изучил землю под нижними ветками, сломанные сучья, следы носков сапог на влажной земле, углубления от локтей. Здесь он лежал.