Внизу наш дом - Сергей Калашников

– Товарищ Поликарпов, – доложил вышедший из дома… не знаю, охранник он или прислужник. Хотя, как мне кажется, охранники тут все.

– Проси, – старомодно отозвался товарищ Сталин. – Мы перейдём на второй этаж в комнату с большим столом.

* * *

Рулоны ватмана раскатывали втроем – они здорово скрутились в тубусе и никак не хотели расстилаться по просторной столешнице. Пришлось придавливать их чем попало, чтобы не сворачивались в трубочку. Я был ужасно недоволен, если не сказать, встревожен, потому что увидел – речь пойдёт о двухмоторной машине, от разработки любого вида которых всеми силами старался Николая Николаевича уберечь. Ну, не отдаст Туполев этого направления никому и никогда. Хотя идея была интересная. Бомбардировщик с моторами М-82, рассчитанный на пять тонн бомбовой нагрузки и весьма солидную дальность полёта. И вообще в нём просматривалось нечто ужасно стратегическое. То есть – понятно, берёшь больше горючего, летишь дальше, но везёшь меньше бомб. Главное взлётный вес вдвое больше сухого, а максимальный взлётный – втрое.

И название говорит само за себя – ночной бомбардировщик. Вот тут-то меня и осенило. Сейчас конец, пусть и не самый, весны сорок второго. Судя по бронекреслицам с бронеподлокотниками на По-2, Мусенька ввела Николая Николаевича в курс дел относительно идеологии ночных бомбардировочных действий не позднее начала сорок первого. То есть прошло больше года. А конструкторское бюро в Горьком в начале этого периода было далеко не перегружено. Да и производство не лихорадило – имела место напряжённость, но в пределах обычных для этого времени интенсивностей.

То есть тайком от меня, действуя в сговоре, Поликарпов при полном попустительстве Сталина… страшно подумать, чего они натворили! Тем более что самолёт почти насквозь деревянный, а Шевцов в Молотове уже довёл М-82 примерно до полутора тысяч сил мощности…

Походив вокруг чертежей и присмотревшись к некоторым деталям, я встал так, чтобы видеть обоих заговорщиков.

– Что показали войсковые испытания?

– Я же говорил, что его не проведёшь, – улыбнулся Поликарпов.

– Отличные результаты показали войсковые испытания, – согласился товарищ Сталин. – Заводы в Чехии и Австрии это подтверждают, – он выложил аэрофотоснимки разрушенных производственных корпусов. – Фронтовая авиация и авиация дальнего действия затеяли нешуточный спор – кому этими самолётами пользоваться. Но ни те, ни другие словно не слышат приказов о возврате прошедших проверку машин обратно на завод. Потому что товарищ Тито предоставил исключительно удобную площадку, где можно и заправиться, и подвесить новые бомбы.

– А ПВО? – не понял я.

– С самолётами ПВО разбираются Пе-3. Они же наводят группы подавления на проявившие себя зенитные батареи. Техника работы по объектам в тылу противника непрерывно совершенствуется. Не откажетесь с нами поужинать, товарищ Поликарпов?

Наконец-то я в Якутии. Мотаюсь от лагеря, расположенного на одном из небольших притоков Вилюя, то в Якутск, то в Красноярск – доставляю горючее, картошку, лук и прорву самых разных вещей, составляющих экспедиционное оборудование. Ещё гвозди, рабочих, насосы. Да не перечислить всего.

В лагере стоит рядок добротных армейских палаток и возводятся капитальные постройки. Прежде всего, баня на лиственничных сваях – тут вокруг вечная мерзлота, поэтому без свай – никак. Ещё частенько приходится пересаживаться на двухместные гидропланы «Бекас» – таково поэтическое название летающей лодки Мо-6. На них мы с Мусенькой и начальником экспедиции Василием Ивановичем Ступиным выбрасываем и забираем геологоразведочные группы в те места, где есть хотя бы небольшие подходящие для посадки акватории.

Основная часть геологов – студентки. Парни-то на войне, а девчат, кто поживее характером и интересуется практической стороной будущей профессии, пригласили сюда на летнюю практику. Самая молодая из них – та самая Лариса Гринцевич, что по Мусенькиным воспоминаниям отыскала в этих краях первую кимберлитовую трубку – она вообще первокурсница. Другие девочки постарше, но тоже семисёлки ещё те.

Научными руководителями у нас уже выучившаяся на геолога Наталья Сарсадских и её муж – Саша Кухаренко. Саша – не очень полевой геолог – после ранения, полученного в финскую ему удобнее работать в лаборатории. Но у нас в лагере для него вполне хорошие условия. Наташа тоже не совсем свободна в перемещениях – маленькая дочка постоянно требует материнского внимания. Вот и достаётся этим ребятам основная работа по разбору и анализу доставляемых образцов.

Признаюсь сразу – во все аспекты происходящих событий мне вникать некогда, однако тут создана довольно приличная транспортная инфраструктура. Якутские лошадки с проводниками якутами, верховые и вьючные олени с каюрами-эвенками, четыре квадроцикла, на которых уезжают и возвращаются геологические группы. Мешки с пробами, промывочные желоба, мешочки со шлихами, лупы и пинцеты – я не могу не видеть того, что работы сразу организованы широко. Даже радиосвязь имеется со всеми.

Всё это великолепие посреди сибирской тайги организовала не только моя благоверная – начальник экспедиции Василий Иванович Ступин на самом деле никакой не Иванович и совсем не Ступин – это Василий Сталин. Кавалер ордена Красной Звезды и сержант авиации, находящийся на этом курорте по причине ранения. Здесь его никто в лицо не знает, а мы с Мусенькой никому не скажем. Нам прикольно, что сын пошёл по стопам отца – тоже начальник партии, только геологической, а не Коммунистической.

Да, кроме гидропланов у нас ещё есть три По-2 с винтами переменного шага – они короче разбегаются перед взлётом и шибче тормозят после посадки. Но всё равно ремонт шасси для них – постоянная процедура. Тут совсем не степи, а не заметить камень в траве – обычное дело. Поэтому запчасти постоянно с собой.

Вообще-то мне здесь скучно. Нет, покою не дают – реально, лётчиков у нас меньше, чем самолётов, то есть всё время или везу кого-то, или что-нибудь починяю. Но голова-то работает в своём привычном ключе – я тревожусь за то, как идут дела с реактивными двигателями, за события на фронте, а вести оттуда приходят тревожные. С одной стороны, Финляндия вышла из войны, подписав безоговорочную капитуляцию. С другой – южнее Киева происходит настоящая мясорубка. Наши каждый день отступают «после упорных продолжительных боёв». Правда, называемые Левитаном оставленные населённые пункты на нашей крупномасштабной карте находить удаётся редко, но всё равно – противник ломит. Он рвётся к Днепру. На Ленинградском направлении тревожное затишье, об успехах армии Югославии тоже давненько ничего не сообщали.

И ещё меня тревожит недавнее прошлое. Прошлое моей нынешней здешней жизни.

– Мусь, а как ты законтачила с НКВД? – очень уж странными выглядят события последних дней. Никогда бы не подумал, что Сталин с Поликарповым станут водить меня за нос – я ведь, кажется, достаточно удачно взял в свои руки бразды правления основными направлениями развития авиации. А тут – бах, и целый самолёт создан тайком от меня. Хотя я ведь постоянно погружался в частные вопросы, а на общую картинку особого внимания не обращал. По прошлой жизни знаю, что Туполев должен усиленно работать над Ту-2, который на эту войну так толком и не успеет.