Белый олеандр - Джанет Фитч

Мы торговали до пяти, потом стали упаковывать все обратно в фургон и в автомобильчик Ники. Все мои вещи были проданы. Прислонившись к фургону, я пересчитала банкноты. Больше четырехсот долларов.

— Видишь, не так уж плохо. — Рина осторожно несла стопку тарелок. — Сколько у тебя получилось?

— Четыреста, — промямлила я, краснея. К стыду примешивалась гордость — это были первые заработанные мной деньги.

— Отлично. Давай мне сотню. — Она протянула руку.

— За что?

Она щелкнула пальцами, не убирая ладонь.

— Не выйдет. — Я спрятала деньги за спину.

— Ты что, все это продала сама, на углу где-нибудь? — Ее черные глаза загорелись гневом. — Ты платишь мне, я плачу Наталье, Наталья платит арендодателю. А как ты думала? Все кому-нибудь платят.

— Вы же сказали, что я сама назначу цену и получу деньги.

— После того, как заплатишь мне.

— Господи боже, — сказала Ники, оторвавшись от стопок дешевой одежды на одеяле, — не упирайся, отдай. Все равно придется.

Я покачала головой — нет. Рина переложила на другую руку коробку с тарелками.

— Слушай, devushka. — Ее голос звучал теперь гораздо жестче. — Всем приходится платить, мне, тебе, всем. Это бизнес. Когда у тебя последний раз было в руках триста долларов? Разве я тебя в чем-то ущемляю?

Как я могла ей объяснить? А мои чувства, хотела я сказать, кроме того, что это вообще нечестно? Для нее это просто деньги, вещи, которые можно продать. Рина украла их у меня, и к тому же заставила продавать, чтобы потребовать часть прибыли. Меня мучила одна мысль: что бы ты сделала в таких обстоятельствах, мама? С тобой это не прошло бы. Невозможно представить, как ты сдаешься на милость Рины Грушенки у автостоянки «Наталиа'з нейлз», продаешь собственную одежду, роняешь слезы над платьем. Но я не знала, что еще можно сделать. Я протянула Рине сотню, хрустящую сотню, полученную за платье, и она выхватила ее из моих пальцев, как собака кусок колбасы.

Но, сидя в постели и слушая смех, шум и грохот из гостиной, я поняла, что и тебе сейчас приходится кому-то платить. За бумагу и чернила, за качественные тампоны, зубную нить и витамин С. Ты сделала бы то же самое, но наверняка объяснила бы все причинами высшего порядка, подвела бы под это теорию, философию. Ты сделала бы это благородным, героическим поступком. Написала бы об этом стихотворение — «Красное платье». Я бы так никогда не смогла.

В гостиной поставили старый альбом «Лед Зеппелин». Раздавались пьяные голоса, подпевающие с сильным акцентом, треск гитары Джимми Пей-джа. Было четыре часа ночи, пахло тающим свечным воском, текущим со столов, с подоконников. И без гадательного альбома Клер было ясно, какие знаки отпечатывались на этом воске — «горящий дом». Поэтому я спала полностью одетая, ставила ботинки поближе к кровати, клала деньги в карман и самые необходимые вещи в пакет на окне.

Я думала, они хоть немного поспят — утром мы должны были ехать на блошиный рынок возле школы Фэйрфакс продавать статуэтки из бутылочных пробок, подносы с кошмарным растительным орнаментом, детскую одежду и заплесневелый «Ридерз дайджест». Но, кажется, они не собирались спать до понедельника. Хоть бы не встретить в Фэйрфаксе прежних знакомых.

Перевернув страницу, я начала рисовать еще одну лодку, серебряную на черном. Дверь распахнулась, ввалился Миша, друг Рины. Облокотившись о стенку, он играл на воображаемой гитаре в такт Джимми Пейджу. С пухлых, как у гигантского младенца, губ стекала струйка слюны.

— Я пришел к тебе, maya liubov. Krasivaya devushka.

— Уходи, Миша.

Шатаясь, он дошел до моей постели и сел рядом.

— Не будь жестокой, — пропел он, как Элвис, и ткнулся носом мне в шею.

— Оставь меня в покое! — Я пыталась спихнуть его, но он был слишком большой и бесцеремонный. Никакого твердого предмета под рукой не было.

— Не бойся, я ничего такого не делаю. — Он лег рядом со мной, растекшись по кровати, как пятно краски. От него так несло, что я вспомнила о змеях, оглушающих дыханием свою жертву. — Просто я очень одинок…

Я позвала на помощь, но никто не услышал из-за грохота «Зеппелин». Отяжелевший Миша положил голову мне на плечо, уткнулся в шею слюнявыми губами. Слезящиеся синие глаза у самого моего лица, тяжелая рука на талии. Несколько раз я стукнула его, но безрезультатно — Миша был слишком пьян, кулак только отскакивал от него, он ничего не чувствовал.

— Миша, иди отсюда!

— Ты такая красивая. — Он попытался поцеловать меня. Изо рта пахло водкой и чем-то жирным, кто-то, наверное, принес жареную курицу.

Нож был у меня под подушкой. Мне не хотелось пускать его в ход против Миши. Я слышала, как он играет на гитаре, знала, что у него есть собака по кличке Чернобыль, что он хочет поехать в Чикаго и стать блюзовым гитаристом, только ему не нравится тамошний холодный климат. Рина недавно постригла его, оставив вьющуюся челку. Миша был незлой человек, но сейчас он целовал мои сомкнутые губы, шарил рукой под одеялом, хотя я была полностью одета. Он щупал только старый полиэстер.

— Приласкай меня, — ныл он в ухо. — Полюби меня, devushka, ведь мы все умрем!

Наконец мне удалось приподняться, стукнуть его планшетом для рисования и выпихнуть из постели.

В гостиной уже почти все разошлись. Наталья танцевала сама с собой перед музыкальным центром, держа за горлышко бутылку «Столичной». Георгий спал в черном кресле, положив голову на истертый подлокотник, у него на коленях свернулся белый кот. На полу валялись сломанный бамбуковый стул, перевернутая пепельница. Жирная лужа поблескивала на поцарапанном кофейном столике.

Рина и ее бойфренд Сергей лежали на зеленой кушетке. Она не сняла ни юбку, ни обувь. Рубашка на нем была расстегнута, с шеи свисала цепочка с медальоном. Противно было прерывать их, но все-таки Миша был ее друг, пусть она с ним разбирается.

— Рина, Миша лезет ко мне в постель. Четыре пьяных глаза уставились на меня, два черных, два ярко-голубых. Сфокусировались не сразу. Сергей что-то прошептал ей по-русски, и они рассмеялись.

— Миша тебе ничего не сделает. Дай ему чем-нибудь по голове.

Сергей мял ее бедра, покусывал шею, но смотрел на меня. Как белый тигр, наметивший жертву.

Когда я вернулась к себе, Миша спал. Там, где я стукнула его планшетом, темнела кровь. Он храпел, обнимая мою подушку, и не скоро должен был проснуться. Я легла на пустую кровать Ивонны. В пять стерео умолкло, мне удалось поспать час или два. Снились какие-то звери, роющиеся в мусорных кучах. Меня разбудил звук струи в унитазе. Дверь в туалет напротив нашей комнаты была распахнута, и поток длился, казалось, не меньше пяти минут. Когда он прекратился, смывать не стали. Потом снова включили стерео, опять «Who». «Кто ты?» — спрашивал голос солиста. Я постаралась вспомнить, но не смогла.

Хмурым субботним утром мы сидели на кухне и шили кожаные сумки — тысяча первый способ заработка, пришедший Рине в голову. Ники ставила демо-записи новых рок-групп, купленные Вернером. Все они были похожи одна на другую — тщедушные полудетские вопли, плохо настроенные гитары. Ники искала себе новую команду.