...И дай умереть другим - Фридрих Незнанский

Проведя экспресс-опрос работников Шереметьева-2, которые уже шарахались от него как от чумного или демонстративно углублялись в неотложные дела, Турецкий вернулся в прокуратуру, где его ожидали акты экспертизы по осколкам, найденным у Бруталиса, и рапорт проявившего изрядную инициативу Теодора Ржевского.

"…Оперативно-розыскные мероприятия на городской свалке No 2, куда вывозится мусор из района проживания убитого Катаняна Б. Н., позволили обнаружить бытовой электрический прибор «Молния 1-У» и конденсатор промышленный CL-12T емкостью 3,0 мф. Отпечатки пальцев на найденных предметах отсутствуют. Обрывки идентичных соединительных проводов позволяют утверждать, что оба предмета когда-либо составляли единую конструкцию.

Ст. л. Ржевский".

«…Материал представленного для экспертизы осколка идентичен материалу, из которого выполнены кнопки в лифтовой кабине дома No 53 по Краснопресненской набережной».

Итак, Бруталис – это непосредственный исполнитель убийства Катаняна. И он мертв. А это значит, черт побери, что слово, данное Турецким самому себе, взять убийцу живым, опять превратилось в пустой звук!

Но заказчик-то еще жив, и его нужно вычислить, иначе определенно пора подумывать о пенсии.

В то, однако, что заказчик – Кирсанов, Турецкому теперь уже верилось с трудом. Не то чтобы ему не хотелось верить. Проблема в том, что у Кирсанова нет мотива. Вернее, он есть, но очень уж извращенный. Кирсанов мог, разумеется, саботировать игру сборной, а Катанян, предположим, об этом узнал и грозил разоблачениями. Например, тот же пьяный диспетчер в ресторане мог что-то такое ляпнуть. Этим, конечно, можно объяснить убийство, но чем объяснить сам саботаж? И зачем Кирсанову нужно было устраивать акцию с допингом?!

Незачем.

Задержку рейса организовывал тот, кому нужен был гарантированный проигрыш сборной. В победу и так верили только особо отъявленные оптимисты. Или, скорее, идеалисты. Но без «помощи» извне могла случиться ничья, или наши вдруг вопреки всему все-таки выиграли бы (?!). А этот кто-то весьма квалифицированно полностью деморализовал команду.

Он что, ставил на тотализаторе? Но это было бы осмысленно, если бы наши вдруг неожиданно выиграли, а так ведь ставки наверняка были в пользу немцев. В таких случаях, чтобы заработать, допустим, миллион, надо поставить десять миллионов. Такая версия малореальна.

А может, таинственного злодея саботажника подкупили сами немцы? Тоже бред, зачем им это нужно, если они объективно сильнее. (И потом, слишком замысловатый способ, подкупили судью на поле – это другое дело. Назначил бы пенальти в их пользу, и все дела.) Никаких катаклизмов накануне матча у немцев не было, никто из выдающихся игроков не был травмирован, тренера не меняли, вторым составом играть не собирались.

Зазвонил телефон.

– Дядь Саша, есть один! – радостно сообщил Грязнов-младший.

– Кто?

– Валентин Бойко, авиамеханик. Только что звонил Кирсанову, пытался назначить встречу, туманно намекая на обстоятельства в международном аэропорту.

– И что Кирсанов?

– Послал его на фиг. Что делаем?

– Давай сюда этого Бойко, и побольше наглости при задержании. Можешь даже по морде съездить пару раз. Мне он нужен напуганным до смерти.

"Как– то весной в Сочи было очень серьезное совещание всех судей Союза, и они решили устроить встречу с футболистами команд мастеров, находящихся на сборах на побережье Кавказа. После общих рассказов о том, что такое футбол и как его надо судить, спросили: «Вопросы будут?» Естественно, слегка придавленные величием футбольной фемиды, бедные подсудимые хотели без всяких вопросов как можно скорее разойтись. Но только не Витек Скрипка, был такой футболист. Подобная ситуация была его коронкой, упустить ее он не мог. И он поднял руку. Весь президиум величественно покивал головами. И Витек начал: «Скажите, вот мы люди провинциальные, играем, конечно, ниппельным мячом, но вот если теоретически спросить -допустим, нам дали на игру мяч со шнуровкой, и я врываюсь в штрафную площадку с ним и падаю прямо вблизи ворот (судьи и весь зал напряженно и серьезно слушают), и в какой-то момент я вижу, что у шнуровки торчит маленький хвостик, так вот, если я успею схватить зубами за этот хвостик и забросить мяч в ворота, будет засчитан гол или нет?» Господи, какую бодягу начали разводить наши знаменитые судьи, чего только не предполагали, но к единому мнению так и не пришли. Витек сурово слушал, зал гудел в раздумьях. Наконец все смолкли и решили разойтись. Но не таков был Витек, чтобы так просто отпустить судей и не поиздеваться над ними. Он встал и опять спросил: «А вот скажите – если я пробью этот же мяч не сильно, и он полетит в ворота, и в момент пересечения линии ворот он шнуровкой зацепится за гвоздик, на котором крепится сетка ворот, и начнет качаться как маятник: в ворота – из ворот, в ворота – из ворот, будет ли засчитан гол и если да, то сколько?»

Александр Ткаченко, «Футболь!»

Сон подвел его в очередной раз. Он спал на чердаке решетовской дачи и теперь проснулся от громкого стука двери на первом этаже.

Сама по себе идея укрыться в доме президента Футбольной федерации, в доме человека, с которым они физически не могли находиться в одном помещении, появилась случайно и была близкой к гениальной. Дело в том, что в Матвеевском Рыбак собирался снять квартиру, но не успел, поскольку передумал, вспомнив о находящейся поблизости роскошной даче Решетова. Совершенно пустующей, набитой продуктами и благами цивилизации.

А еще на даче было потрясающее количество всяких спортивных регалий. Разве отечественный футбол успел заработать столько всяких призов?! Когда же это было, собственно?

В связи с этой странной ассоциацией в голове Рыбака всплывал банкет в честь ветеранов спорта, на котором он был вместе с Мариной незадолго до ее гибели. Сконцентрироваться на этой мысли, однако, не удавалось. Банкет как банкет, в конце концов.

Рыбак с комфортом провел тут последнюю неделю, и за все это время Решетов, мотающийся по европам и имеющей в центре Москвы нормальную четырехкомнатную квартиру, здесь так и не появился. Зато вот Зиночка появлялась довольно часто. Зина-Зинуля.

Сегодня Решетов приехал впервые. И теперь Рыбак, услышав, как хлопнула дверь, с облегчением спустился с чердака и пошел на первый этаж, в туалет, по дороге расстегивая ширинку. Но не дойдя, почему-то почувствовал, что должен оглянуться, повернул голову – и обомлел.

Потому что на пороге стоял еще более потрясенный Решетов. Через несколько секунд немой сцены у Решетова задрожал подбородок. Кажется, он откровенно испугался.

Рыбак сообразил, что его дурацкий сон в очередной раз опередил реальность. Приезд на дачу Решетова был именно во сне, и реальный звук хлопающей двери во сне был уже его отъездом, а в реальности – только приездом.