Так было. Размышления о минувшем - Анастас Микоян

Я очень любил ездить галопом, он же не любил, тем более в ущельях с их узкими тропами, рискованными для такого занятия. По дороге мы останавливались в селах, знакомились с людьми, спрашивали, как живут. Меня удивило, что никаких посевов зерновых и картофеля у них не было. Только около домов совсем небольшие клочки земли были распаханы и засеяны травами. И это было во всех селах. Мы проезжали мимо пастбищ. Люди выходили к нам навстречу и угощали карачаевским айраном. Это нечто вроде простокваши, которая держится в курдюках и является очень приятным кислым напитком, утоляющим жажду. Напиток очень понравился мне и моим спутникам.

Как-то в беседе с Сокольниковым я спросил его, возможно ли в связи с последствиями засухи в крае оказать нам какую-либо финансовую помощь для здравоохранения, просвещения и пр. Он сказал, что это можно. Меня это обрадовало. Сокольников выполнил свое обещание. Это было серьезной помощью краю.

Приезжал для беседы со мной Гурджиев, председатель Карачаево-Черкесского облисполкома. Он был несколько дней, информировал меня по всем важным вопросам. Беседовал и с Сокольниковым. Гурджиев информировал о положении у черкесов, казаков, в руководстве области. Из его рассказов было видно, что положение в руководстве тяжелое. Была разобщенность между карачаевцами, с одной стороны, черкесами, с другой, казаками – с третьей. Я об этом узнал и во время посещения дома Кипкеева, уважаемого человека в Теберде. В один из приездов в его гостеприимный дом по просьбе Кипкеева я дал имя его новорожденной дочери. Ее назвали Совет.

Центр области был в большой казачьей станице – БаталПашинске. Перед окончанием отпуска я заехал в Батал-Пашинск, беседовал с отдельными работниками: черкесами, казаками, карачаевцами. Провел заседание обкома, где после обсуждения отчета о положении дел состоялась оживленная беседа. Столкнулись разные мнения, чувствовался разнобой между тремя национальными группировками. Меня удивило, что у черкесов существовало разделение на крестьян и дворян. Дворянами они были только по званию, а по положению мало чем отличались от основной крестьянской массы. Вот представители от крестьянской массы и протестовали против этих дворян. Это было для меня новым.

Я написал в ЦК письмо о положении дел в КарачаевоЧеркесской области и предложил фактически децентрализовать руководство местными советами таким образом, чтобы делами карачаевских и черкесских аулов занимались соответственно члены исполкома – один карачаевец, другой – черкес.

Карачаевцам я посоветовал подумать о строительстве при помощи края города, который стал бы их культурным и административным центром. Город был отстроен в 1929 г., когда я уже работал в Москве[6].

В 1924–1925 гг. сельское хозяйство на Северном Кавказе было восстановлено. Остались позади годы голода, карточек и нехватки продовольствия. Мы все были охвачены желанием поскорее претворить в жизнь кооперативный план Ленина.

Потребительская и сбытовая сельскохозяйственная кооперация охватила почти все крестьянство, все сельское хозяйство. Но это еще не был социализм. Нужно было кооперировать производство. На какой базе? Гремели по всей стране слова Ленина: «Дайте 100 тысяч тракторов, и мужик скажет – я за коммунию».

Мы стали добиваться получения из Центра сельскохозяйственных машин, главным образом молотилок и лобогреек (зерновых косилок на конной тяге) и небольшого количества тракторов. Эти машины продавались не крестьянам, а машинным товариществам, которые покупали их на кооперативных началах. Дело шло хорошо, только не хватало машин. Мы на местах думали, как бы ускорить их производство.

Обсудив в крае с сельскохозяйственными работниками и инженерами этот вопрос, мы составили свой план для края, и я выехал в Москву к Дзержинскому – Председателю ВСНХ. Позвонил о прибытии. После телефонного разговора он предложил мне зайти к нему в половине двенадцатого ночи в ВСНХ. На тот же час он вызвал Межлаука, начальника Главметалла, которому подчинялись металлургия и машиностроение. Я сказал, что мы хотим построить в крае два крупных завода: один – по производству тракторов типа «Фордзон» в Ростове, другой – по производству лобогреек в Новочеркасске.

Я доказывал, что в крае, который простирался от Азовского и Черного морей до Каспия и имел громадные посевные площади, эти заводы необходимы. «Нас обеспечат полностью и кое-что соседним республикам дадим», – говорил я.

Дзержинский сказал: «Очень хорошо, что заботитесь о строительстве этих заводов. Мы сами озабочены этим делом, и у нас есть план начать строительство тракторного завода в Царицыне, который расположен в очень хорошем месте и может обслуживать как Северный Кавказ, так и Поволжье. Вот завод лобогреек – это, пожалуй, можно построить и на Северном Кавказе. Можно в Ростове, можно и в Новочеркасске – оба варианта подходящи».

Пришлось ограничиться этим.

Построенный завод лобогреек стал в дальнейшем заводом «Ростсельмаш» по производству комбайнов, о которых тогда мы еще и не мечтали.

Летом 1925 г. я с женой и двумя малыми детьми был в доме отдыха «Мухалатка», который находится недалеко от Фороса в сторону Ялты. Я застал там Дзержинского с женой, Фрунзе с женой, которая была больна туберкулезом, старого революционера Феликса Кона с женой и некоторых других. Фрунзе был страстным охотником, поэтому он вскоре уехал в Азербайджан, в ленкоранские степи. Он рассказывал, что там были замечательные места для охоты.

С Дзержинским до этого я был знаком по деловым встречам. Здесь же мы сблизились, виделись ежедневно, гуляли в замечательном парке вокруг дома отдыха. Во время прогулок много беседовали. Настроение у всех было хорошее, отдыхали отлично.

Совершили мы с Дзержинским и два путешествия по Крыму. Один раз на машинах мы поехали через Ялту в Бахчисарай. В другой раз посетили винодельческий завод «Массандра».

Теперь это очень большой комбинат с новым производственным корпусом. Тогда же был маленький, но достаточно знаменитый качеством своих вин завод. При ознакомлении с заводом дирекция и виноделы пригласили нас на дегустацию вин. Там был старый винодел Егоров, который и сейчас работает. Ему уже 90 лет. Он работал виноделом еще при князе Голицыне, ведая винодельческими имениями царя.

Всей программы дегустации мы не выполнили, хотя давали нам неполные бокалы вина. Но сортов вин было много, так что ударило нам в голову. Поблагодарив хозяев, мы уехали. Наше настроение было настолько веселым, что Дзержинский даже запел. До этого я не знал, что Дзержинский так хорошо поет. Товарищи его поддержали.

По вечерам в доме отдыха мы иногда играли в «дурачка». Оказывается, Дзержинский этой игре еще в тюрьме научился. Она отвлекала от всяких мыслей, и Дзержинский очень увлекался ее смешной стороной. Мы играли с ним в одной паре. Он из цветной бумаги сделал корону для «дурачка» и с большим удовольствием надевал ее на голову проигравшего. Когда же оставались в «дурачках» мы, а это случалось не раз, он также с хохотом, но уже с меньшим удовольствием надевал этот колпак на себя или на меня. В этой непринужденной обстановке мы забывались, вели себя как дети.