Особый склад ума - Джон Катценбах

Она отыскала скамейку, на которой можно было спокойно посидеть и перекусить, да при этом еще любоваться широкой гладью залива, бросая вызов калориям и холестерину. Дул легкий бриз — правда, все-таки достаточно сильный, чтобы поднять небольшие волны. Они катились по переливающейся на солнце поверхности залива, и та казалась живой. Вдалеке виднелась пара танкеров, покидающих порт Майами. Эти два плоскодонных и с виду неуклюжих судна медленно плыли по оживленному фарватеру. Они напоминали пару тупых приятелей-второгодников, уныло бредущих по школьному двору.

Сьюзен сделала большой глоток родниковой воды, которая на жаре уже начала нагреваться. На какой-то миг ей подумалось, что она могла бы просто вот так сидеть здесь и не обращать внимания ни на что на свете. Ни на себя, ни на то, что с ней происходит. Ее мечты, однако, были прерваны звуком приближающейся сирены и назойливым стрекотом вертолета. Она повернула голову и увидела полицейский вертолет, низко летящий над поверхностью залива. Это его сирена завывала так заливисто. Присмотревшись, она заметила двух подростков, бегущих вдоль берега. Они со всех ног неслись по городской набережной, направляясь в сторону сада, где она сидела. Двое конных полицейских бросили свой пост и поскакали им наперерез.

Вскоре парни были арестованы: вертолет завис над беглецами, а верховые полицейские погнали ребят к нему, точно коров к загону, будто на каком-нибудь родео. Даже если эти двое и были вооружены, они предпочли не доставать оружия — пойманные повернулись лицом к полицейским и послушно подошли к ним, подняв руки. Ей было видно, как парни ухмыляются, словно не придают особого значения задержанию их полицейскими. Похоже, убегать от полиции и подвергаться аресту было для них делом таким же обычным, как закат и восход солнца. С того места, где сидела Сьюзен, ей было видно, что рубашка и брюки одного из парней запачканы кровью. Еще влажные красно-коричневые пятна были хорошо заметны. Где-то, подумалось ей, лежит в предсмертных судорогах тот, кому эта кровь принадлежит. Или, по меньшей мере, он тяжело ранен.

Она отвернулась, скомкала пакет с остатками сэндвича, выбросила его в урну для мусора и стряхнула крошки с одежды. Взгляд ее скользнул по дорожкам сада. Сейчас в нем находилось, наверное, человек десять-двенадцать. Некоторые из них чем-нибудь подкреплялись, другие просто прогуливались. Почти все терпеливо и спокойно наблюдали за действиями полицейских у самых ворот сада — так, словно это было какое-то шоу или развлечение. Она встала со скамейки и тоже посмотрела в сторону арестованных. Теперь ими занимались другие полицейские, прибывшие на нескольких патрульных машинах с включенными мигалками. Приехал также кинолог со служебной собакой, немецкой овчаркой. Та тянула за поводок, лаяла и рычала, обнажая клыки. Пока Сьюзен смотрела, вертолет взлетел и, сделав грациозный, почти балетный пируэт, скрылся в лучах солнца. Стрекот двигателей растаял вдали. Лай полицейской собаки тоже смолк, и теперь единственным звуком, который она слышала, был стук ее подошв по горячему асфальту.

Сьюзен направилась обратно, в редакцию журнала, но пошла туда не самым коротким путем, а кружным, более длинным: бо́льшую часть дороги ей хотелось пройти вдоль залива, чтобы потом лишь в самый последний момент свернуть от него в сторону. Когда она это наконец сделала, то оказалась на боковой улочке, на которой еще сохранились жилые дома. По какой-то причудливой случайности они не были снесены при застройке городского центра Майами всевозможными небоскребами и гостиничными комплексами, которые заполонили всю прилегающую местность бетонными громадами, стены которых поднимались над примыкающими улицами на головокружительную высоту. В итоге немногие улочки, что выпали из поля зрения подрядчиков и градостроителей, оказались на дне рукотворных железобетонных ущелий. Дул легкий ветерок, доносивший кисловатый запах жидкости для мытья стекол, которой регулярно обрабатывались снаружи окна офисных и гостиничных зданий, — он смешивался с соленым запахом моря, долетавшим со стороны залива. Сьюзен обратила внимание на то, что некоторые стены покрыты граффити. Группа рабочих, в роли которых выступали заключенные местной тюрьмы, осужденные на исправительные работы, счищала их при помощи растворителя, подаваемого под высоким давлением из шланга. Это был поистине сизифов труд. После очистки стены неизбежно становились полем деятельности тех же самых вандалов, которым так нравилось пачкать их под самым носом у ночных патрулей. Просто поразительно, как много успевали они нарисовать.

Она прошла дальше по улице, но задержалась в середине квартала перед совсем небольшим старым зданием, которое, пожалуй, даже правильнее было бы назвать просто домом. Оно притулилось между задней стеной гостиничного комплекса и большим офисным зданием — пришелец из давних времен, свидетель эпохи старого Майами, города изысканного и элегантного. Казалось, дом напоминает о том периоде в истории нынешнего огромного мегаполиса, когда тот еще был скромным городком, зажатым среди болот, тогда еще не осушенных, с небольшим, но быстро растущим населением и невероятным количеством москитов, — городком, которому ничто не предвещало в недалеком будущем судьбу крупного делового центра, столицы хип-хопа, средоточия неоновых вывесок и нескончаемого моря электрических огней. Перед домом была небольшая, но хорошо ухоженная лужайка. К входу в особняк вела подъездная дорожка, обсаженная по бокам цветами. Во всю длину его шла большая открытая галерея, типичная для старинных домов американского Юга. Импозантные двойные двери украшены резьбой, которую Сьюзен сочла несомненно ручной. Да и резные филенки, на ее взгляд, были явно из сухой южной сосны. Именно из нее сто лет назад делали такие вещи. Сухая южная болотная сосна становилась твердой, словно гранит, и тогда с ней не справиться даже самым зубастым термитам и древоточцам. Широкие окна, закрытые от палящего солнца решетчатыми жалюзи, закрывались еще и ставнями, спасавшими стекла во время частых в этих местах ураганов. Ставни защищали и от слишком яркого полуденного света. Особняк был двухэтажной постройкой с крышей из красной обожженной черепицы, которая, нагревшись за день, так и дышала жаром.

Сьюзен смотрела на особняк широко раскрытыми глазами и думала о том, что посреди бетонно-стального центра Майами это здание выглядит настоящим антиквариатом. Этот особняк, несомненно принадлежавший другому миру, был красив странной красотой, неподвластной времени, что казалось особенно ценным в мире, где правила бал сиюминутность. Сьюзен редко доводилось видеть старые дома, словно в Америке существовал против них тайный заговор.

Она шагнула вперед к особняку. Ей очень захотелось узнать, кто может жить в таком доме. Подойдя к дверям, она увидела рядом с ними, на одном из поддерживающих галерею столбов, небольшую медную табличку. Приблизившись к ней, она прочла: «ПОСЛЕДНЕЕ ПРИСТАНИЩЕ. РЕГИСТРАТУРА ВНУТРИ».

Сьюзен поколебалась, но затем все-таки медленно открыла одну из двойных дверей. Внутри было прохладно и царил полумрак. Два лениво вращающихся вентилятора с деревянными лопастями свисали с высокого потолка. Белые стены украшала отделка из темного дерева, смотревшаяся очень нарядно. Гладко натертый деревянный пол напоминал цветом осенние кленовые листья — такие, какими те бывают в ноябре. Справа от нее виднелась широкая лестница, тогда как слева находился стол красного дерева со старинной лампой, подобной тем, что когда-то имелись во всех солидных банках. На другом конце стола примостился одинокий компьютерный монитор. Когда Сьюзен вошла, на нее подняла взгляд женщина средних лет с пышной шевелюрой, в которой поблескивали серебряные пряди. Казалось, волосы у этой дамы стоят на голове дыбом от странных и неожиданных мыслей, которые рвутся из нее наружу.