Песня кукушки - Фрэнсис Хардинг

Да, вот оно: брызги пены, маленькая головка и отчаянно хлопающие белые руки недалеко от причала. Триста закрыла глаза, почувствовав облегчение.

Вдруг на ее плечо легла широкая ладонь, решительно оттаскивая ее от края площадки.

— Что, черт возьми, ты замышляешь? — злобно спросил Архитектор. — Ты хочешь прыгнуть в реку? В таком состоянии? Или, может быть, ты собиралась позвать на помощь?

Триста ничего не ответила и лишь склонила голову, когда он вел ее обратно в салон и усаживал на зеленое бархатное сиденье. Она сложила руки на коленях, как это делала Трисс.

Что-то металось внутри салона, ударяясь о лампы, словно мотылек. Это была птица, крупная, но когда она начала линять, то уменьшилась в размерах.

— Ж-ж-ж-ж-ж! — пыталась она что-то сказать, ударяясь о стены и стекла. Ее крошечное личико обезумело от ненависти. В дальней части трамвая горкой валялась одежда мистера Грейса. Других признаков портного не было.

— Ты только взгляни на себя. Волосы мокрые, — заметил Архитектор, садясь рядом с Тристой. — Вы можете умереть раньше времени, мисс Кресчент.

Сердце Тристы дико колотилось в грудной клетке, в точности как птица, в которую превратился мистер Грейс.

«Я не могла прыгнуть вместе с Трисс. Не могла. Он бы заметил, что она пропала, и начал бы ее искать. Кроме того, мне нужно заполучить часы».

Хотя Триста изо всех сил старалась не поднимать голову, время от времени она осмеливалась бросить взгляд в окно. Мимо проносился Элчестер в своих белых одеяниях. Пролетали освещенные окна, хрупкие и крошечные, как мотыльки.

Затем трамвай нырнул вниз. Он коснулся земли, содрогнувшись, и Триста уловила новые звуки. Ровный металлический скрип, переходящий на визг каждый раз, когда они заворачивали за угол, и удары, напоминающие стук сердца.

Увидев знак железнодорожного переезда, Триста поняла, что трамвай, должно быть, едет по недостроенным путям, ведущим к новому вокзалу. Вид теперь закрывали леса, доски, шаткие заборы. Триста почувствовала, как трамвай замедляет ход и останавливается.

— Вам совсем не понравилась поездка, мисс Кресчент? — Архитектор потянулся и похлопал ее по руке. — Не беспокойтесь, это ваше последнее путешествие.

Затем он схватил ее запястье, так что у Тристы заломило пальцы. Она не сопротивлялась, когда он поднял ее на ноги и повел к выходу из салона. Спускаясь на землю, сквозь вуаль волос она не сводила взгляда с запястья Архитектора. Под накрахмаленной манжетой выступало нечто, что вполне могло быть армейскими часами.

Перед ней возвышался вокзал, его покрытые снегом очертания слабо мерцали в темноте. Форма была незавершенной, верхушку еще не поставили на место. Строение выглядело слишком мощным для окружавших его деревянных лесов. Разглядывая его, Триста не могла взять в толк, почему никто в Элчестере не понял, что в самом его сердце строят огромную призрачную могилу.

Остальные запредельники рекой текли из вагонов и опускались с неба, взметая клубы снега. Не тратя времени, одни устремились внутрь пирамиды, другие, не обращая внимания на очевидные арки и входы, взбирались, прыгали и взлетали по покатым бокам.

Архитектор торжественно подвел Тристу к подножию пирамиды, и, когда они приблизились, стая серых птиц сгрудилась перед ними, образовав своими телами несколько грубых неустойчивых ступеней. Архитектор невозмутимо начал подниматься по этой лестнице, ведя Тристу. Она чувствовала, как птицы корчатся и вскрикивают под ее весом. Как только они миновали очередную ступеньку, она рассыпалась, и птицы взлетали выше, чтобы сформировать новую для поднятой ноги Архитектора.

Так по ступеням из птичьих спин они забрались на верх пирамиды и оказались у зияющего квадратного отверстия. Секундная пауза, и Архитектор опрокинулся вперед, в темноту, потащив Тристу за собой. Головокружительное падение — и миг, когда мир вывернулся наизнанку. Когда в голове у Тристы прояснилось, они вдвоем стояли на полу комнаты, углы которой сердито смотрели друг на друга, словно разъяренные кошки.

Мимо них пронесся поток запредельников, через освещенную фонарем арку они влетали в помещение, где располагался то ли банкетный зал, то ли джаз-клуб. Свечи бросали отблески на хромовые поверхности, дикое ржание переплеталось со звуками саксофона.

— О, это место не для тебя, милочка, — с едва сдерживаемой свирепостью прошептал Архитектор. — Весь этот свет, эти звуки! Подумай о своих мигренях. Нет, тебе нужны тишина и темнота.

Он открыл дверцу, которую Триста сначала не заметила, и затащил ее в узкий каменный коридор. Из светильников на стенах лилось серебристое пламя, ленивое и едва освещающее помещение, — скорее печальное воспоминание об огне, чем сам огонь.

Коридор снова и снова раздваивался. Архитектор сворачивал то вправо, то влево с головокружительной скоростью, прокладывая дорогу сквозь лабиринт.

— Быстрее! Твоим молодым ногам полезны упражнения.

Архитектор перешел на широкие шаги, потом на бег, и Триста едва не падала, когда он волок ее то по вестибюлям, на стенах которых были высечены сотни глаз, то вверх и вниз по извилистым лестницам.

Наконец он влетел в большую комнату с куполообразным потолком и покатым полом, сходившимся в центре к круглому колодцу. Он с силой толкнул свою пленницу, и она упала, задыхаясь и уронив шляпу.

— Добро пожаловать в твой новый дом. — Теперь в Архитекторе не осталось ни капли обходительности или учтивости. Это были семь футов трепещущей злобы, и его серебристые глаза пылали ярче факелов. — Твой отец построил его для тебя, и, когда рассветет, он его запечатает. Можешь сколько угодно искать выход — ты не сумеешь. Если хочешь, можешь плакать тут, пока не умрешь от голода или нехватки воздуха. Если желаешь быстрой смерти, можешь броситься в колодец. Он бесконечный, но ты нет. Он будет пить твои крики, пока ты не ослабеешь и, кроме них, ничего не останется.

— Нет! — Триста вскочила и отчаянно схватила его за руки. — Не оставляйте меня здесь! Пожалуйста!

Несколько секунд Архитектор наслаждался плачем и мольбами девочки, но потом фыркнул с отвращением и грубо оттолкнул ее.

— Что за жалкое создание.

Потом заметил, что его рука стала липкой от паутины, а не мокрой от слез, и на запястье больше нет часов. С изумлением и яростью он устремил стальной взгляд на свою пленницу, крепко сжимавшую поцарапанные армейские часы щуплыми руками. Девочка подняла голову, и Архитектор увидел колючую улыбку.

— Привет, папочка, — ощерилась кукушка.

Яростный крик Архитектора прозвучал флейтой в сердце урагана. Комната содрогнулась, по разрисованному спиралями потолку побежали трещины. Он бросился к ней, но она отскочила, приземлившись на четвереньки и выпустив когти-шипы.

— Где она? — спросил он.

— Ушла, — прошипел подменыш. — Догадаетесь когда? Догадаетесь, сколько времени я нахожусь рядом, смеясь над вами?