Немые и проклятые - Роберт Уилсон

— Можно, — сказал Рамирес. — Он слишком неуравновешен для такой работы.

— Но он наш единственный источник информации! — возразил Фалькон. — И что ты скажешь на его последнее заявление, о том, что агентство не хотело смерти Веги, потому что еще не нашло желаемое?

— Хочешь сказать, он выполнял важное секретное задание, но добытые им сведения не были столь опасными, чтобы тянуть за собой убийство Веги? — спросил Рамирес. — Возможно, то, что они искали, заперто в банковском сейфе, на обыск которого мы до сих пор не получили ордер.

— Ты начинаешь верить, Хосе Луис. Напомни об этом судебному следователю Кальдерону, если он сегодня придет на службу.

В приемной зазвонил телефон. Рамирес пошел отвечать, а Фалькон думал о Крагмэне. «Они» — если только не были чистым вымыслом Марти — не могли надеяться, что Марти найдет документы или видеопленку. Это было бы слишком. Им нужны были отчеты о ходе мыслей Веги. Например, готов ли он пойти к Бальтасару Гарсону или обратиться к бельгийской системе правосудия, в Международный уголовный суд и предложить свои услуги в качестве свидетеля?

— Звонят из мэрии Арасены, — перебил его размышления Рамирес. Он стоял, прислоняясь к дверному косяку. — Они передали утвержденный в отделе гражданского строительства проект восстановления разрушенной хибары Монтеса. Работы обошлись в двадцать миллионов песет. Дом целиком перестроен и полностью модернизирован.

Фалькон сообщил новости комиссару Элвире, который отреагировал так, будто давно этого ожидал. Элвира велел заняться обыском дома Крагмэнов. Вернулась Феррера с ключами. Фалькон, Феррера и Рамирес поехали в Санта-Клару.

На первом этаже тихого, пустого дома они все трое натянули резиновые перчатки.

— Я пойду наверх, — сообщил Фалькон. — Присоединяйтесь, когда закончите здесь.

— Что мы ищем? — спросила Феррера.

— Записочку от доктора Киссинджера: «Молодцы. Так держать», — съязвил Рамирес. — Тут уж все станет ясно.

Фалькон поднялся на второй этаж. Дверь в выставочную комнату Мэдди Крагмэн была открыта. Все фотографии сняты со стен, и только один экспонат оставался на тумбе в центре комнаты. Это был коллаж: в центре — увеличенная фотография Веги, стоящего босиком в саду, накрытая листом плексигласа. Прозрачный пластик прижимал призрачные, похожие на остовы осенних листьев, отпечатки человеческих рук. Казалось, все они тянулись к одиноко стоящей фигуре, как будто скованной историей своей жизни, как муха в янтаре. К коллажу была прикреплена карточка, отпечатанная на испанском: «Las Manos Desaparecidas» — «Невидимые руки».

Фалькон прошел в кабинет Мэдди. Феррера потратит целый день, перебирая все снимки, слайды и негативы, просматривая каждый. На стене развешаны снимки в рамках, висевшие раньше в другой комнате. Фалькон прошелся по ним в поисках своей фотографии. Нашел пустую рамку. Он проверил машинку для уничтожения бумаг и угадал свое изображение, нарезанное лентами.

Одну из спален Марти Крагмэн превратил в кабинет. Там стояли письменный стол, ноутбук и чертежная доска. По углам высились рулоны чертежей. Фалькон осмотрел ящики стола. Нашел школьную тетрадь, в ней обнаружилось собрание странных мыслей Крагмэна, записанных от руки.

Скука — враг человечности. Поэтому мы идем убивать.

Палач учится мучить свои жертвы, беря уроки у собственного разума, мучимого насилием властей.

Чувство вины делает нас людьми, но в обществе потребления разум разрушает в нас все человеческое. Только публичное признание вины способно возродить в нас человечность.

Фалькон пролистал страницы до последней записи. Она гласила:

Я знаю, что ты делаешь. Я посажу тебя на цепь, лишу воды и пищи, посмотрю, как ты ослабеешь и надломишься, высохнешь и растрескаешься, и буду перекатывать на языке изысканное вино, пока ты умираешь.

Вот в чем проблема с Крагмэном! Он как ненадежный свидетель, получивший слово. Чистота его интеллекта всегда отравлена микробом эмоций.

В дверях показался Рамирес.

— Ты видел экспонат? — спросил Фалькон. — «Невидимые руки».

— Я пришел задать личный вопрос, — сказал Рамирес. — Какого дьявола мы ищем?

— Тот экспонат… Как по-твоему, сеньора Крагмэн дала художественную трактовку происходящего с Вегой, или она знала больше? — спросил Фалькон. — В этой тетради мысли Крагмэна — он пишет о сознании палача.

— Это намеки, а не улики, — возразил Рамирес. — Использовать их нельзя.

— Мы здесь потому, что Элвира прикрывает свою спину. Он настроен скептически, но хочет убедиться в отсутствии явной связи между Крагмэном и… Как мы его назовем? Таинственным американцем, — сказал Фалькон. — Значит, мы должны просмотреть все снимки сеньоры Крагмэн и…

— Но она всегда фотографировала незнакомых людей.

— Значит, в кадр мог попасть и тот, кто беседовал с ее мужем у реки.

— А если мы найдем снимок?

— Ты снова вернулся к неверию, Хосе Луис, — сказал Фалькон. — Если бы пятнадцать лет назад я намекнул тебе, что русская мафия будет контролировать семьдесят процентов проституции в Европе, ты бы рассмеялся мне в лицо. Но сейчас возможно все что угодно. Люди начали отождествлять самолеты с бомбами. На улицах любого европейского города можно легко купить новый паспорт, потратив на это несколько тысяч евро, — его изготовят за сутки. АК-47 можно заполучить за пару минут. В каждой стране мира есть ячейки Аль-Каиды. Почему бы ЦРУ не провернуть скромную операцию в Севилье, когда вся Европа превратилась в котел, бурлящий безвластием и разложением?

— Напоминай мне время от времени, чтобы я не забывал трястись от страха, Хавьер, — сказал Рамирес. — А теперь представь: мы найдем фотографию Крагмэна с загадочным американцем. Разыщем его. А он станет все отрицать, ссылаясь на то, что Крагмэн был сумасшедшим, застрелил жену, а следом себя. И с чем мы остаемся?

— Шесть человек умерли меньше чем за неделю. Пятеро из них жили в соседних домах. Даже не будь я полицейским, я бы счел это странным, — сказал Фалькон. — Мы стали свидетелями какого-то коллективного психоза, когда каждая смерть или самоубийство оказывали психическое давление на следующую жертву, или… мы просто не можем увидеть связь, потому что нам не хватает информации.

В кармане Фалькона завибрировал мобильный. Элвира приказал вернуться в управление. Американское консульство направляло туда своего человека. Фалькон оставил Ферреру и Рамиреса продолжать поиски и поехал на улицу Бласа Инфанте.

Из американского консульства прибыл офицер по имени Марк Флауэрс. Лет пятидесяти, моложавый, загорелый и с черными, по всей видимости крашеными, волосами. Говорил на безупречном кастильском испанском и был неплохо подготовлен к выполнению своей задачи.

— Я прочел два отчета: старшего инспектора Фалькона и судебного следователя Кальдерона. Мне сказали, что они написаны независимо друг от друга. Впечатляющие подробности, похоже, совпадают. Не обнаружив серьезных расхождений, я сообщил консулу, что считаю их точными и правдивыми. Оба отчета отправлены в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли, чтобы получить официальные разъяснения. Они категорически утверждают, что не знают не только Марти Крагмэна, но и так называемого консультанта Фоули Макнамару. Комиссар Элвира также спрашивал, нет ли в ЦРУ данных на Мигеля Веласко, он же Рафаэль Вега, бывшего чилийского военного, проходившего какое-либо обучение в ЦРУ. Они сообщили, что просмотрели картотеку всех сотрудников с момента основания ЦРУ после Второй мировой войны и не нашли человека с таким именем, проходившего у них обучение. Они обратили внимание на то, что прошлой ночью Марти Крагмэн ни разу не назвал Рафаэля Вегу Мигелем Веласко, так что данная Марти информация похожа на его собственную интерпретацию психических проблем сеньора Веги. Крагмэн сам вычислил, что Вега был чилийским военным и причастен к казням и пыткам. Они описали сеньора Крагмэна как классического «сказочника» с выплесками пораженного психозом воображения, который, с учетом личного опыта по части южноамериканской политики той эпохи, легко смог бы…