Седьмая раса - Наталья Нечаева

— Чем?

Славина оглянулась вокруг, словно надеясь отыскать перевязочный материал. С самого Макса взять было нечего — мокрые джинсы и футболка. На ней, кроме ветровки, оставалась лишь легкая майка на тонких бретельках. Фуфайку она сняла и разорвала на тряпки еще там, у подножия Сейв-Вэра, когда обихаживала Федора и Серегу. Боже, как давно это было! Кажется, в прошлой жизни…

Девушка сбросила ветровку, стянула майку. Обнаженное тело сразу покрылось гусиной кожей: Кольская тундра даже в солнечную ночь — это вам не Сочи…

Разорвав тонкий трикотаж, Ольга стянула узлом концы, перекинула через шею Барта, дважды перехлестнула через предплечье, создавая тем самым хотя бы какое-то подобие неподвижности, завязала еще один узел.

— Пока — так. Спустимся, найдем какую-нибудь прямую палку, сделаем шину. Вытерпишь?

— У меня есть выбор? — попытался улыбнуться Макс. — Пошли?

— Ты знаешь, куда?

— Примерно. Надо обойти озеро тут, поверху. Я видел, куда катер высаживал людей, значит, оттуда есть дорога.

Они двинулись по кромке скального обрыва.

— Погоди! — Ольга вдруг остановилась и бросилась назад. Подбежала к розовому сейду, раскинула руки, прижалась всем телом, больно вдавила в неровную поверхность лоб.

— Спасибо, милый… Прощай. Надеюсь, никто больше не потревожит твой покой.

Ей показалось? Или это действительно произошло?

Нутро сейда отозвалось на ее слова едва различимым низким гулом.

Девушка еще раз погладила шершавый розовый скос и поспешила к Барту.

* * *

Шубин дождался катера, махнул рукой прапорщику, сидевшему за штурвалом.

— Надо перенести тело магистра.

Парень расширил глаза, но, памятуя о субординации, ничего не спросил.

Тело старика, большое и костистое, оказалось невероятно тяжелым.

— Прости, отец, — приговаривал Шубин, когда вдвоем с прапорщиком они несли его подземным узким коридором, и то рука, то голова мертвого магистра задевали об острые выступы камней.

Наконец, тело разместили в катере, туда же, рядом со стариком, поместили полуживую блондинку. Ни на какие слова мужа женщина не реагировала, созерцая полными слез нездешними глазами одной лишь ей ведомую даль.

— Жди, — коротко приказал Шубин. — Я погашу факелы и закрою ворота.

Пока они несли и пристраивали тело, пока перегружали на борт суденышка блондинку, Шубин слышал отзвуки недалекой борьбы — звуки падающих камней, гулко разносившихся по округе, выстрелы, грозовое шуршание оползня.

Рощин знает свое дело, — спокойно подумал Шубин. — Он не оставит следов. А тела… Здесь их не найдет никто и никогда. Обычный трагический случай: неопытные путешественники заблудились в скалистой тундре. Или разбились, поскользнувшись на скалах. Некрологи, поиски, фотографии на телеэкране в траурных рамках. О Славиной, наверное, даже покажут фильм, смонтировав кадры из ее прошлых передач. Хорошая была журналистка. Жалко. Барт менее известен, но ему воздаст должное научный мир.

Шубин аккуратно загасил факелы, подсвечивая дорогу фонариком, выбрался из подземелья, щелкнул металлической клипсой, соединившей в единое целое два карликовых березовых куста. Привычный пейзаж: из скальной расщелины растет березовая поросль, густая и кудрявая.

Надо вызвать вертолет, — решил он. — От озера до дороги, где ожидают «уазики», тело отца не донести. Да и Грэтхен вряд ли дойдет сама. Придется воспользоваться санитарной авиацией. Другого выхода нет. Зато он сразу же окажется рядом с сыном.

Как он там? Что за чушь привиделась Грэтхен? Конечно, его мальчик жив! Там, вокруг него, столько врачей… А утром он отправит в Москву самолет и доставит лучшего экстрасенса. Самого сильного, самого умелого.

Отец. Отца уже не вернешь. Впрочем, он и сам чувствовал свой скорый конец. Но Фридриха он спасет!

Шубин извлек из кармана трубку спутникового телефона и приостановился.

— Это Шубин, — требовательно бросил он в микрофон. — Срочно санитарный вертолет. Я в квадрате одиннадцать «е». Здесь раненые.

Вслушиваясь в ответ собеседника, поднял голову к небу.

На скальной гряде напротив, практически на одном уровне с козырьком, который нависал у Шубина над головой, материализовался мужской силуэт.

Ну, вот и Рощин, — облегченно вздохнул Шубин.

Однако рядом с первым силуэтом вдруг появился второй, миниатюрнее и изящнее.

Славина? Жива? А это… — Шубин вглядывался в мужчину. Солнце освещало его наискосок, и светлые волосы выделялись на фоне темной скалы. — Барт?

Те, наверху, тоже увидели Шубина и застыли, видно, не зная, что предпринять.

Злость, невероятная, сильная, ледяная, как вода в близком озере, захлестнула все существо вице-губернатора и новоиспеченного магистра.

Он сунул в карман телефон, из которого неслось громкое и тревожное: «Але! Але!», быстро выхватил из другого кармана подобранный в пещере пистолет отца. Не раздумывая, прицелился в мужскую грудь и нажал курок.

Выстрел прогремел неожиданно громко, словно стреляли не из миниатюрного пистолета, а по меньшей мере из гранатомета…

Мгновенным мощным раскатом отозвалось гулкое грозное эхо.

Мужчина на скале сложился пополам.

Попал! — спокойно констатировал Шубин и выстрелил еще раз, теперь — в женщину.

И снова громовой, угрожающе-низкий раскат. Будто тысячи многотонных камней разом сорвались со своих мест и устремились вниз, круша, уничтожая, переиначивая Вселенную.

Моментально оглохнув от этого грохота, Шубин вновь взглянул на гряду. И ничего не успел увидеть. Перекрывая обзор, свет и воздух, на него стремительно неслось что-то огромное и черное. Мужчина успел выставить руку, защищаясь, но это не помогло.

* * *

Ольга и Макс с ужасом наблюдали за тем, как прямо под ними рушится мир.

Минуту назад, выйдя на гряду, они оба остановились в восторге от открывшейся картины: ровно в центре круглого озера ласково купался в яркой синеве оранжевый апельсин солнца. От апельсина правильными дугами, словно закручиваемые невидимым и неощутимым ветром, расходились розовые, желтые и зеленые всполохи.

— Боже, какая красота! — выдохнула Ольга.

И тут они услышали выстрел.

И увидели внизу, под черным скальным козырьком, Шубина.

А следом все загрохотало и смешалось. Скалы загудели и завибрировали, словно тысяча тяжелых самолетов разом поднялась в воздух. С высокой сопки, уходящей в небо как раз над козырьком, под которым стоял Рощин, сорвался и полетел вниз огромный светлый камень. Несколько раз, в полете, он припадал к поверхности, чтобы тут же, глотнув очередную порцию силы, отскочить от нее тяжелым неправильным мячом, и еще стремительнее несся вниз. Вот он приземлился в очередной раз, мощно и грозно, прямо на козырек. Подскочил. Упрямо и настойчиво воткнулся лбом в скалу еще раз и тут же, плавно, как будто кто-то включил режим замедленной съемки, стал падать вниз. Вместе с козырьком.