Ведьма и тьма - Симона Вилар

Калокир горько усмехнулся, глядя на отблеск факела за решетчатой дверью. Больно было вспоминать, как он уверял князя Святослава, что сделает все возможное, чтобы у императора Иоанна возникли проблемы в его державе и не было даже мысли затевать новую кампанию в Болгарии. «У меня, как ты знаешь, есть верный человек в Палатии», – напомнил тогда Калокир князю. Это было после сражения во Фракии, когда русы вынуждены были отступить, а Калокир начал интриговать против Цимисхия в Византии. «Мутить воду», как сказал Святослав, прощаясь с побратимом. Они оба понимали, что после таких потерь, которые войско Святослава понесло под Аркадиополем, князю придется туго. Но туго придется и Цимисхию, если вместо того, чтобы набирать войска для нового похода – в чем не сомневался Калокир, – император будет занят подавлением мятежа.

И Калокир долгое время успешно справлялся. Он связался с родовитыми представителями семейства Никифора Фоки, которые утратили влияние при новом императоре и готовы были поддержать любое волнение против узурпатора; при помощи той же Феодоры они проведали, где томится в плену родной брат убиенного Никифора – Лев Фока, и Калокир помог ему бежать из темницы на острове Лесбос. Связался он и с поднявшим мятеж в Малой Азии племянником Никифора, Вардой Фокой, доставил ему собранную родней казну, чтобы заплатить воинам. Он же переправил Льва Фоку во Фракию, где тот тут же взялся за дело, подбивая к мятежу местных топархов[98]. Тогда Цимисхию и впрямь стало не до похода в Болгарию! Целый год он был занят подавлением смуты в собственной державе. Но справился. Причем немалую роль в этом сыграла Феодора, с которой Калокир до последнего поддерживал связь и получал от нее вести.

А потом… Эх, что думать о том, что уже случилось и чего не изменить… Мятежи были подавлены, мятежники схвачены и ослеплены. А если сам Калокир до сих пор не лишился зрения, то только потому, что успел скрыться. Его искали и наконец схватили, когда он уже почти добрался до Фракии. Вернули и бросили в застенок. Теперь и его ожидает слепота… если не скорая и тайная смерть. Феодора позаботится, чтобы тот, с кем она до своего воцарения поддерживала тайную связь, умолк навеки. Не ею ли подосланный убийца сейчас наблюдает за Калокиром? О, этот тяжелый, насквозь пронизывающий взгляд!..

Калокир рывком поднялся, откинул назад длинные космы, огляделся. Вокруг никого… Стемнело совсем недавно, ночь еще не наступила, а в переходах тюрьмы Претории даже поступи часовых не слышно. Что происходит? И кто так пристально смотрит на него?

И тут Калокир почувствовал, как с его щиколотки спали браслеты кандалов. Лязгнули и отвалились. Еще не веря себе, он переступил с ноги на ногу. И снова услышал металлический лязг…

Широко открытыми глазами херсонесец смотрел, как медленно, сам собой, начал отодвигаться засов на решетке двери. Никого за дверью не было.

– Феодора? – негромко окликнул Калокир. – Это ты? Покажись! Что ты задумала?

Тишина.

Калокир осторожно подобрался к решетке и толкнул ее. Она заскрипела, отворяясь. Сразу за порогом Калокир увидел стражника – при свете факела блестела чешуя его доспеха, неподвижно застыли опущенные на рукоять меча руки. Страж смотрел прямо перед собой и не двигался. Калокир приблизился к нему, помахал перед широко открытыми глазами ладонью – никакой реакции, стоит как истукан. Не шелохнулся он и когда херсонесец вытащил его меч из ножен, снял с головы округлый шлем и водрузил себе на голову. Проделав это, патрикий негромко рассмеялся. Кажется, он начал догадываться. Происходящее казалось невероятным, но разве мало невероятного ему уже доводилось видеть?

Калокира два дня не кормили, он ослаб и от побоев, но сейчас, окрыленный надеждой на спасение, испытывал небывалое воодушевление.

Затащив стражника в камеру, Калокир раздел его и связал обрывками своей рубахи, а сам, облачившись в его одежду, которая, правда, оказалась немного тесноватой, осторожно двинулся прочь по переходам тюрьмы Претории. Несколько раз он резко оглядывался – казалось, кто-то неотрывно смотрит в спину. Но вокруг никого по-прежнему не было. Больше того, другой стражник, стоявший на повороте у лестницы, тоже как будто спал с открытыми глазами. Так же застыл еще один, и еще. Только оказавшись во дворе тюрьмы, Калокир увидел расхаживающих по двору стражников, кто-то въехал верхом в арку еще не запертых на ночь ворот. Тюрьма располагалась неподалеку от дворца Халки, обычно тут допоздна было людно. И беглецу следовало воспользоваться этим, пока есть возможность.

Возможность! Он думал об этом, пока шел через мощеный двор, надвинув на глаза шлем стражника, по пути даже помахал кому-то рукой. После сидения в застенке он был так же бородат, как большинство стражей Претории, нащечники шлема сужали его лицо, делая неузнаваемым, в остальном же выручала темнота. У арки ворот столпились конники, и, когда он проходил мимо них, щит пришлось оставить. Он подхватил какое-то ведро и вышел, обронив, что назавтра нужна известь для осыпающихся сводов в подземелье. Голос его прозвучал почти спокойно, несмотря на то, что сердце в этот момент стучало как бешеное. Ему что-то ответили, но не задержали. И он двинулся дальше.

О, этот невероятный шанс, дарованный свыше! Он непрестанно размышлял об этом, пока огибал громаду Святой Софии, золоченый купол которой казался темным на фоне звездного неба, и продолжал размышлять, бросая быстрые взгляды на высокие стены Ипподрома, двигаясь мимо колоннады площади Аугустион, где еще толпились праздные гуляки. Одинокий воин в накидке со знаком службы в Претории никого не интересовал, он давно бросил ненужное ведро и теперь неспешно, сдерживая желание побежать, углубился в узкие улочки города. Калокир шел в сторону гавани Неория в заливе Золотой Рог, где даже в позднее время можно нанять лодку для переправы в предместье Сики[99]. Никакого сигнала тревоги не было, но его и не будет, пока в тюрьме Претории не начнется смена караула. Так что у Калокира еще оставалось время, чтобы скрыться.

Денег с собой у беглеца не было, он рассчитывал раздобыть их у своих сторонников в Сики, а пока расплатился с лодочником, отдав ему снятый со стражника добротный кожаный пояс с медной пряжкой. И только когда пересек Золотой Рог, когда вышел на берег и оглянулся на тени дворцов и вилл Константинополя на другой стороне залива, испытал неописуемое облегчение. Надо было уходить, но он еще какое-то время стоял на берегу, смотрел на звездное небо, на яркие созвездия. Наверно, те же звезды горели сейчас и над Русью, и над Болгарией. Калокир думал, что и она, возможно, видит их. Та, которая сотворила для него это чудо.

– Где бы ты ни была сейчас, чародейка моя, благодарю тебя!

Малфрида ушла, ни с кем не простившись. Какое ей было дело до того, что подумают приютившие ее крестьяне? Или до того, какие планы у Йовко? Ей надо пробраться к своему князю, надо предупредить его, что не ромеи страшны ему, а печенежский хан Куря. Хотя ныне и от ромеев беда. Вот доберется она к своим – и, глядишь, окажется, что не зря звал ее князь в земли дальние. А там она напомнит ему и про обещание отдать в обучение одну из княжон.