Закон пустыни - Кристиан Жак

– Я не делаю ничего незаконного.

– А ты не любишь стражу.

– И еще меньше с тех пор, как ты стал ее начальником.

– Надо полагать, тебя мучает совесть?

– Задавай свои вопросы.

– Ты так торопишься все выложить?

– Твой павиан все равно меня заставит. Так чего тянуть.

– Вот как раз о павиане я хотел бы с тобой потолковать.

– Терпеть не могу этих чудовищ.

– Тем не менее, ты купил одного у Хромого.

Коротконогий явно смутился и сделал вид, что расставляет ящики.

– Мне было приказано.

– Кем?

– Одним странным типом.

– Его имя?

– Я не знаю.

– Тогда опиши его.

– Не могу.

– Это странно.

– Человек, который попросил меня достать крупного самца павиана, был никакой, весь как бы стертый, без особых примет. На нем был парик, надвинутый на лоб так, что почти скрывал глаза, и бесформенное одеяние, скрывавшее тело. Я бы не смог узнать его, тем более что наш разговор был очень кратким. О цене он со мной не торговался.

– Какой у него голос?

– Странный. Держу пари, что он пытался его изменить. Должно быть, набрал в рот камешков или орехов.

– Ты видел его только один раз?

– Да.

След оборвался. Скорее всего, задание наемного убийцы само собой отменялось с отставкой Пазаира и смертью Кадаша.

* * *

Сабабу втыкала шпильки в свою прическу, вид у нее был заинтересованный.

– Неожиданный визит, судья Пазаир; вам придется потерпеть, пока я закончу причесываться. Вам понадобились мои услуги в такой ранний час?

– Услуги вряд ли; просто хотел с вами поговорить.

В помещении, отделанном с бросающейся в глаза роскошью, сильно пахло крепкими духами, от которых кружилась голова. Пазаир тщетно искал взглядом окно.

– Ваша супруга в курсе, куда вы направились?

– Я от нее ничего не скрываю.

– Ну что ж. Она женщина незаурядная и великолепный лекарь вдобавок.

– Я слышал, что вы ведете что-то вроде дневника.

– Это допрос? В каком качестве вы его ведете? Вы же больше не старший судья.

– Всего лишь скромный судебный чиновник. Вы вполне можете не отвечать мне.

– Кто рассказал вам о моем увлечении?

– Сути. Он убежден, что у вас есть сведения, которые могут поставить Денеса в затруднительное положение.

– Сути – отличный парень и великолепный любовник… Для него я это сделаю.

Мягким кошачьим движением Сабабу поднялась и скользнула за занавеску. Вернулась, держа в руках папирус.

– Вот документ, где я записывала причуды и капризы своих лучших клиентов, их извращенные желания, в которых трудно признаться. Когда читаешь это, теряешь веру в людей. Хотя в большинстве своем египетская знать все-таки занимается любовью, как то положено природой – не причиняя другому боли телесной или душевной. Ничего нового я вам не расскажу. Это прошлое заслуживает забвения.

И она разорвала папирус на мелкие кусочки:

– Вы даже не попытались мне помешать. А если я вам солгала?

– Я верю вам.

Сабабу посмотрела на судью алчным взглядом:

– Я не могу ни помочь вам, ни любить вас, и мне очень жаль. Сделайте Нефрет счастливой, думайте только о ее счастье, и вы проживете самую прекрасную жизнь.

* * *

Скользя вдоль него, Пантера ласкала нагое тело Сути, гибкое, как стебель папируса на ветру. Она останавливалась и вновь продолжала свое движение, пока, наконец, не припала к губам своего любовника.

Измученный этой медленной лаской, он положил конец этому страстному изысканию, резко опрокинув Пантеру на бок. Их ноги сплелись, они сжали друг друга в объятиях, испытав обжигающее блаженство. Оба знали, что это совершенство желания и его удовлетворения накрепко связывало их, но ни тот ни другой не хотели в этом признаться. Пантера была столь ненасытна, что одного объятия ей было мало; снова и снова своими сокровенными ласками она разжигала пламя в теле любовника. Молодой человек называл ее «ливийской кошкой», напоминавшей богиню любви, ушедшую в западную пустыню в образе львицы и вернувшуюся ласковым домашним зверьком, которого, однако, невозможно приручить. Каждый жест Пантеры был полон сладострастия, обволакивающего и причиняющего страдание; она играла с Сути, как играют на лире, заставляя звучать ее струны в лад со своей чувственностью.

– Я поведу тебя завтракать в город. Один грек недавно открыл харчевню, где подают мясо, завернутое в виноградные листья, и белое вино из его страны.

– Когда мы пойдем забрать золото?

– Как только я смогу отправиться в такое путешествие.

– По-моему, ты уже совсем выздоровел…

– Заниматься с тобой любовью легко, во всяком случае, менее утомительно, чем шагать несколько дней по пустыне; мне нужно восстановить силы.

– Я пойду с тобой; без меня ты не сможешь.

– Как можно продать металл и не вляпаться в историю?

– Надо продать ливийцам.

– Ни за что. Попробуем найти покупателя в Мемфисе. Если не выйдет, поищем в Фивах. Это опасное предприятие.

– Но это так возбуждает! Богатство стоит того.

– Сажи мне, Пантера… что ты испытывала, когда убивала предателя-стражника?

– Я боялась, что промахнусь.

– Тебе доводилось раньше убивать?

– Я хотела спасти тебя, и мне это удалось. А если ты попытаешься меня бросить, я убью тебя.

* * *

Сути как будто заново открывал для себя Мемфис. Город удивлял его, сбивал с толку, казался незнакомым после долгой дороги в пустыне. В самом центре квартала Смоковницы пестрая толпа толкалась у входа в храм богини Хатхор, чтобы услышать глашатая, возвещавшего о датах грядущих праздников. Молодые рекруты отправлялись к месту службы, в свои отряды. Торговцы с ослами и повозками проталкивались к помещениям хранилищ, где получали свою порцию зерна и свежих продуктов. В порту «Счастливое путешествие» сновали лодки, напевая что-то, готовились к отплытию моряки.

Грек открыл харчевню в одной из улочек южной окраины, недалеко от того места, где находилась прежняя контора Пазаира. Когда Пантера и Сути подошли туда, они услышали ужасные крики.

По узкому переулку на огромной скорости неслась обезумевшая лошадь, запряженная в повозку, где сидела насмерть перепуганная, бросившая поводья женщина. Левым колесом телега задела за стену здания, ее тряхнуло, и женщина оказалась на земле. Прохожим удалось остановить эту безумную скачку.